– Бур. Нам не нужен бур.
– А вон то, что торчит? Хвост собачий?!
Она вытерла полой шляпы очки и вгляделась в мой указательный палец. Я процедил:
– На дно смотри, прости-тут-ка! Смотри.
– Ага, бурилка. Затея Свиридова. Глубже нет вещественных источников. Он хочет найти зерно. Беда везучих самоучек, выдумывают идею. Раскоп схож с древом: ствол, расходятся ветви. Он предположил – значит, в основании имеется зерно. Желает зерно добыть.
– Зачем?
– Пересадить в новую почву. Но там – мертвое материковое основание. И я-то знаю, – отняла руку у моих пальцев и скучно заключила: – Насколько оно мертвое. А вы. Не бегайте. Часто, что кажется низостью, всего лишь опыт. Вы приехали-уехали. Людям – жить. Всегда, – досказала здоровым, сильным голосом, отряхивая наголо показанные шортами еще плотные ноги, а я-то сперва… – А вы-то теперь… Нет, не надо бояться. – Я все равно подскочил, подхлестнутый автоматной очередью. – Зовут, обед. Тарелка. Санврач, – и посмеялась.
Я чуть не шлепнул ее по заду!
Ели честно: поровну и одинаковое. Я вклеился во вторую смену, чтоб в спину не дышали. Призывник Костромин разлил щи с мясными нитками – обожжешься. Я похлебал, слупив попутно четвертушку черняги, а во-вторых, смял две тарелки пшенной каши с масляной кляксой посередке, загребая пшенку с краев, где остыла, и заключительно приложился к сладенькому питью, поданному в кружке, называемой в русской армии «фарфоровая», жижи на два глотка, а дальше я пошлепывал по донцу, отбивая налипшие яблочные кружки, понуждая их следовать к месту назначения – в чрево.
После сонно посмотрел на раздатчика. Костромин надыбал еще кружку компота и шайбочку масла – я размял ее ложечной рукоятью по горбушке, и, уж после всего, когда задымили котлы посудомоев и поредели очереди к туалетам, сел я в тень, и охватила меня тоска: опять обожрался черняги! – точно измучит изжога, не даст спать; и проснулся я в таком же паскудном настроении. Так всегда, когда спишь после обеда. Под умывальником освежился и через туалет проследовал «в город».
Вот осень догнала в яме. Прежняя осень… Наверное, кухня ресторана «Узбекистан»? И дом семнадцать по Волгоградскому проспекту – сильнейший крысятник Москвы. Дом – кольцом, первые этажи: «Колбаса», молочная кухня, столовая, «Мясо» с одним торгующим прилавком. На остальных написали «ремонт» – я сразу смекнул: боятся подходить. Да. Осенью мы держали «Мясо», пока у заказчика хватило денег – а что еще? Что-то и еще. Ведь не только.
