Восход Черной луны | страница 3



О чем? Кто может знать мысли цыгана? Может быть, о том, как счастлив был бы человек, научись он летать, но не так, как в грохоте машины, пронесшийся только что у них над головами, груженный тысячами смертей, а совсем по-другому, как летают, широко расправив крылья, птицы, как проносится безмятежный ветерок, ласково касаясь лица и волос любимой.

Но шагнул в светлый круг костра высокий бородатый мужчина с пронзительно-строгими глазами и тронутой проседью львиной гривой волос, гортанно пророкотал в ночной тишине его голос, и потянулся цыганский люд к своим шатрам и кибиткам.

Оставшись один у костра, пожилой цыган протянул руки к его угасающему теплу, задумался, не заметив, как подошла старая цыганка и молча стала с ним рядом, стараясь не потревожить, до времени, его покоя.

Неподвижное, как маска, лицо женщины, покрытое глубокой сеткой морщин, в неверном свете костра казалось древним, как лик самой матери земли, но молодые блестящие глаза выдавали сохранившуюся проницательность ума. В глубоких почти черных глазах этих жила спокойная мудрость легендарного народа, чьи предки не пожелали иметь свою страну, считая домом весь Мир, и не признали над собой ничьей власти, даже власти Бога, которого, поверь они в него, пришлось бы признать господином. А какой же цыган станет терпеть над собой владыку.

Впрочем, так было давно, но время навязало этим независимым людям свои законы и обратило не имеющий своей религии народ в веру приютивших его стран.

* * *

— Задумался? — старая женщина ласково коснулась руки цыгана.

— Заботы, мать, заботы… — вздохнул цыган, нежно обняв старуху.

— Забыл ты, видать, сынок, старую поговорку:

«Утро для радости, день для забот, а вечер для песен.»

— Забыть не забыл, мать, а в жизни не всегда так выходит…

Еще раз тяжело вздохнув, он словно стер с лица остатки дневной суеты. Засиял, засветился белозубой улыбкой. Подобрел сразу его взгляд, заискрился мечтательной радостью.

— Скажи лучше, как дочка моя, Ляна? — спросил мужчина. — Не заболела? Второй день ее не вижу.

— Здорова твоя Ляна, сынок, здорова, да только…

— Ну что там еще? Не тяни, — нетерпеливо прервал ее цыган.

— Так ведь замуж ей давно пора, или не заметил? — усмехнулась старуха.

— Была бы пора — сама бы жениха присмотрела. Такой красавицы никто в таборе и не припомнит. Мать, покойница, красива была, да только Ляна краше.

Цыган тяжело вздохнул, вспомнив умершую в родах вторую и самую любимую жену.

— Спору нет, Ляна красавица, только у подруг ее уже по два, а то и по три ребенка. Негоже нашей девушке в таком возрасте без мужа и детей. Пора тебе сказать свое отцовское слово. Да и кто ее красоту видит, если она целыми днями сидит то над древними книгами, то за картами, да все пытает меня, старую: расскажи то, да расскажи это. Только я, что знала, давно уже рассказала. Что ж теперь делать, выдумывать разве?