Восход Черной луны | страница 2
. Только самое яркое, святое чувство способно дать человеку силы разорвать оковы притяжения двойственной и таинственном планеты. Имя этому чувству — любовь.
Лишь немногим из отмеченных этой планетой удается осуществить свое главное право, дарованное коварной Лиллит — право выбора смысла жизни. И тогда они отказываются от сомнительного счастья руководить своим и чужим фатумом, меняя предначертанный Верховным Роком путь. Во имя мира и покоя души, во иная рядового человеческого счастья, во имя обыкновенной земной любви отрекаются избранники Лиллит от страшной своей способности знать неведомое и видеть несвершившееся. И в награду, устремленным к небу, спокойным, умиротворенным взором, с израненной, но полной простых человеческих надежд душой могут они однажды увидеть то, что не дано простым смертным и редко выпадает на долю избранных — жуткий и прекрасный, убивающий и возрождающий (как сама Любовь) восход Черной луны.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Пламя костров, безуспешно сражаясь с темнотой жаркой южной ночи, багровыми бликами ложилось на суровые смуглые лица мужчин, очерчивало трепетным светом стройную хрупкость девичьего стана, пластично изогнувшегося в самозабвенном танце, мягкую округлость гибких женских рук, отбивающих древние ритмы на тугой коже бубнов.
Струны гитар, сливаясь точно от одного движения, вторили страстным призывным словам о любви. И от ласкового прикосновения к этим струнам, и от волнующих звуков неистово перекликающихся мужских и женских голосов вершилось будоражащее душу таинство, — рождалась цыганская песня, испепеляющая сердце и наполняющая его буйным фейерверком противоречивых чувств.
Старинный ее напев, выплеснувшись из недр табора, казалось, обретал свободу и парил над древней скифской степью, стремясь рассказать каждому, до кого мог дотянуться, извечную историю о прекрасной любви и черном предательстве, о вечной тоске цыганской души по воле и свежему ветру, носящему и пьянящие ароматы апельсиновых рощ Испании, и благоухание виноградников Бессарабии, и терпкий запах местной полыни.
Чарующую эту мелодию грубо, вдруг, разорвал густой рев, перерастающий в нестерпимый вибрирующий грохот.
Умолкли певцы и гитаристы, замерли в бессильно опущенных руках поблескивающие медью бубны. Лица и глаза людей обратились к небу, где невидимый в ночи реактивный истребитель, опираясь на длинный факел огня своих турбин, устремлялся к звездному небу.
Давно замолк за горизонтом гул самолета, а руки музыкантов все покоились на потертых грифах, молчала и певучая кожа бубнов. Нелегко начать вновь прерванную песню. И сидели среди донской степи мужчины и женщины в своих ярких блестящих и атласно змеящихся нарядах безмолвно задумавшись…
