— А что они должны были знать о тебе?
— Что я ее муж хотя бы. Или это слишком большое требование?
— Конечно, нет. Меня это тоже удивляет.
— Даже вы с Сигрюн не знали, что мы поженились.
— Да, я понимаю, что с этим трудно смириться.
— Должно быть, у нее были на то свои причины. Я всегда воспринимал ее как хранительницу гнезда.
Верил, что человек не должен жить один. Верил в жизнь в доме Скууга. Поздними вечерами мы слушали музыку, которую любили оба. Марианне всегда была близка мне, заботилась обо мне. Я поверил ей, когда она обрадовалась, что забеременела. А наше свадебное путешествие в Вену… Никто не мог так, как она, создавать чувство близости. Она была умная. Но вот она умерла. И мне кажется, что все ее друзья смеются надо мной. У меня не осталось ни одного козыря.
Эйрик качает головой.
— Марианне не была ясновидящей. Сигрюн тоже не ясновидящая. Судя по рассказам Сигрюн, я понял, что Марианне была для нее образцом. Но она не смела признаться в этом ни себе, ни мне. Марианне никогда ничего не делала наполовину. И Сигрюн тоже.
Я не уверен, что мне хочется продолжать этот разговор.
— Они были так похожи друг на друга, — серьезно говорит Эйрик.
— Да. В определенном смысле.
— Поэтому я боюсь ее потерять.
— Каким образом ты можешь ее потерять?
Он разводит руками:
— Таким же, каким ты потерял Марианне. Если человек добровольно предпочитает смерть жизни, это страшно и необратимо. И нам никогда не понять, почему он это сделал. Ведь так?
Я пожимаю плечами. Мне теперь легче говорить о Марианне и ее самоубийстве. Это вошло в историю моей жизни. Независимо от того, от чего бежала или к чему стремилась Марианне, она навсегда вошла в мою жизнь.
Эта мысль придает мне силы.
— Я знаю, о чем тебе хочется спросить у меня. Тебе интересно, почему Марианне повесилась.
— Ну, не так прямо, — смущенно говорит Эйрик.
— А почему? Что нам скрывать друг от друга? Я не знаю, почему Марианне повесилась. Не знаю, что творилось у нее в голове в последние дни. Может быть, в глубине души я страшно зол на нее за то, что она ломала комедию, за то, что у меня не было возможности поговорить с нею о том, что она задумала сделать. Может быть, она считала, что не обязана ни перед кем отчитываться. Даже перед своим еще не родившимся ребенком.
— Незадолго до этого она потеряла дочь. И мужа. Смерть Брура Скууга так и осталась для всех тайной. Ведь так? — Эйрик испытующе на меня смотрит.
Я мотаю головой.
— Думаю, я знаю, почему он покончил с собой. Несчастная любовь. Или острое помешательство. Между тем, как он узнал, что Марианне ему неверна, и, спустившись в подвал, вышиб себе мозги, прошло всего несколько минут. Так говорила Марианне.
