Уилт завел машину и поехал в сторону главной магистрали, переполненный отвращением к наборщикам из 3-й группы, техучилищу, жизни вообще и себе в частности. Теперь он понимал террористов, готовых пожертвовать собой ради стоящего дела. Были бы у него бомба и дело, он с восторгом взорвал бы себя и невинных прохожих к чертям собачьим, чтобы доказать хотя бы на миг, что он тоже способен действовать. Но ни бомбы, ни дела у него не было. И поэтому он просто поехал домой, несколько раз нарушив по дороге правила, а приехав, припарковал машину около дома 34 на Парквью. Затем открыл парадную дверь и вошел.
В холле странно пахло. Вроде какими-то духами. Запах был такой тяжелый и сладкий. Он поставил портфель и заглянул в гостиную. Евы дома не было. Он пошел на кухню, поставил чайник и потрогал свой нос. Надо будет посмотреть на него как следует в ванной комнате. Он уже почти поднялся по лестнице, размышляя о том, что эти духи определенно обладают какими-то миазматическими свойствами, как вдруг застыл на месте. В дверях спальной стояла Ева Уилт в ослепительно желтой пижаме, нижняя часть которой напоминала широченные шаровары. Выглядела Ева чудовищно, особенно если учесть, что ко всему прочему она курила длинную тонкую сигару в длинном тонком мундштуке, а губы ее были накрашены ярко-красной помадой.
— Крошка пенис, — пробормотала она хрипло и покачнулась. — Иди же сюда. Я буду сосать твои соски, пока ты не дашь мне кончить орально.
Уилт повернулся и скатился вниз. Сучка напилась. Видно, это был один из ее лучших дней. Даже не выключив чайник, Генри Уилт вышел из дому и снова забрался в машину. Не дождется она, чтобы он дал ей сосать свои соски. На сегодняшний день с него хватит неприятностей.
Ева Уилт спустилась вниз и без большого энтузиазма поискала «крошку пениса». Во-первых, ей вовсе не хотелось его найти, во-вторых, у нее не было настроения сосать его соски, и, в-третьих, она хорошо знала, что ей не следовало тратить семьдесят фунтов на пляжную пижаму и плащ, которые она вполне могла купить за тридцатку у Блоудена. Они ей были не нужны, да и вообще она плохо представляла себе, как появится в таком виде на Парквью. Ко всему прочему ее подташнивало.
Все-таки раз он оставил чайник на плите, значит, он где-то здесь. Это было не похоже на Генри — уйти и оставить чайник. Ева заглянула в комнату для отдыха. До обеда, пока Салли не назвала свою гостиную комнатой для отдыха, она тоже была гостиной. Она заглянула в столовую и даже в сад, но Генри как сквозь землю провалился, забрав с собой машину и Евины надежды на то, что сосание сосков придаст новый смысл их браку и покончит с дефицитом телесного контакта. Наконец она прекратила поиски, заварила себе чай и уселась на кухне, размышляя, что же, черт побери, заставило ее выйти замуж за такую шовинистическую свинью, как Генри Уилт, который не поймет, что такое хороший секс, даже если ему покажут таковой через увеличительное стекло, и для которого идея изысканного вечера сводится к кэрри из цыпленка в индийском ресторане и «Королю Лиру» в Гилдхолле. Почему она не вышла замуж за кого-нибудь вроде Гаскелла Прингшейма, который развлекает шведских профессоров у Ма Танте и осознает значение стимуляции клитора как необходимого чего-то-там-такого для действительно удовлетворяющего взаимного проникновения? Многие до сих пор находят ее привлекательной. Например Патрик Моттрам и Джон Фрост, который преподает ей керамику, да и Салли сказала, что она очаровательна. Ева сидела, уставившись в пространство между сушкой для посуды и миксером, который Генри подарил ей на Рождество, и думала о том, как странно смотрела на нее Салли, когда она переодевалась в лимонную пижаму. Салли стояла в дверях своей спальни с сигарой во рту, следя за движениями Евы чувственным оценивающим взглядом, вогнавшим Еву в краску.
