- О, Боги, это слишком... - прошептал Серафим мне в шею.
Я заныла, начиная сходить с ума от напряжения, и уже сомневаясь, что смогу его унять. Выгибая спину, я запустила пальцы в свои волосы, до боли сжимая их в кулак. Но разочарование не успело меня нагнать, потому что Серафим начал двигаться, все такой же твердый. Сдержанно стащив с моих плеч халат, он потянул ткань на себя, еще сильнее выгибая мне спину и жадно припадая к груди. Я задохнулась от новой вспышки удовольствия. Язык и губы заплясали на чувствительной коже, зализывая и заглаживая укусы и царапины от зубов. А его плоть неутолимо скользила по моему лону, то наполняя, то покидая его, томительно и нежно, и безмерно приятно. И каждое его движение обжигало так, что казалось, будто я полыхаю в огне, как в немой агонии.
Я крепче обхватила его ногами, и подалась бедрами навстречу тугим толчкам, желая ощутить его в себе, как можно больше... сильнее... жестче. И Серафим давал мне это все, снова и снова, проникая внутрь меня не только телом. Я чувствовала его всего, каждую эмоцию Серафима, сорвавшуюся с цепи. И он задыхался от их силы и разнообразия не меньше меня.
Серафим поднялся к моему лицу и нашел губами рот, на мгновение заглядывая в глаза, и тут же томно закрывая свои, начиная упиваться поцелуем, каждым его влажным касанием, как в первый раз, но достаточно опытно и пылко, напористо и требовательно, но вместе с тем нежно и трепетно. Его руки, наконец, коснулись моей кожи, сжимая пальцами бедра, удерживая их так, так ему хотелось, как ему было удобнее вонзаться в мое тело и обжигать острым наслаждением. А потом эти руки поползли вверх, уже сминая кожу, выгибая и царапая спину, и прижимая к своему крепкому телу, заставляя двигаться и стонать ему в унисон.
И это бесконечное удовольствие никак не кончалось. Я уже потерялась в пространстве и времени, чувствуя лишь одного Серафима и его тело, и прекрасно понимая, что это именно он удерживает меня на грани, но я даже не могла попросить его прекратить, я могла лишь чувствовать. Но когда под моими губами оказалась его шея со сладкой жилкой, голод снова напомнил о себе. Зубы прорезали плоть, и рот принялся лакать кровь, вырывая из Серафима хриплый стон и яркие вспышки оргазма, который ударил в меня и вырвался наружу, через каждый нерв, через каждую клеточку тела, наконец, даруя такую необходимую разрядку...
***
Еще не придя в себя, я услышала четкий стук в дверь, и следом голос Радия:
