Говорила я тихо и очень спокойно, но девчонки почему-то побледнели и сделали слаженный шаг назад.
Лина громко сглотнула, а Мила словно невзначай коснулась горла, а потом прошептала:
— Да, Соули. Конечно!
Мгновенье тишины разрушил звон колокольчика. О, Богиня! Обед!
— Ну мы пойдём? — пробормотала "младшенькая".
— А то родители рассердятся… — поддержала "старшенькая".
Я махнула рукой и поспешила к шкафу — на меня-то точно осерчают, это же я всех задержала.
Оделась быстрей, чем новобранец королевской армии, решительно подошла к комоду — ночную сорочку убрать, да так и застыла. На комоде, рядом с книгами, предназначенными для госпожи Жейер, лежала стопка писчей бумаги, алой ленточкой перевязанная. Поверх неё белоснежная роза с глянцевыми зелёными листочками и… бумажный журавлик с непропорционально длинной шеей.
О, Богиня! Откуда?!
С великой осторожностью взяла бумажную птичку, привычным жестом разрушила магическую печать. Разворачивать послание ой как не хотелось — ведь ясно же от кого… но и проигнорировать записку нельзя.
Подчерк господина штатного мага города Вайлеса, и по совместительству лжеца, лицемера и гнуса, оставлял желать лучшего. А содержание записки подтверждало невероятную, прям таки сверхъестественную, самонадеянность герцога.
"Уважаемая госпожа Соули!
Как вы правильно заметили, я не слишком рьяно проверяю корреспонденцию. Посему позволил себе оставить у вас писчую бумагу — она зачарована, журавлики из этой бумаги смогут найти меня где бы ни был и привлечь внимание к посланию. Так что если снова понадоблюсь…
(К сожалению, вчера вы были не в духе, поэтому сообщаю сейчас.)
С уважением и надеждой
Райлен из рода Даор"
— Наглец! Самонадеянный, напыщенный, лживый…
Изобличающую речь прервал звон колокольчика. В этот раз он звучал требовательней и громче — словно столовая не на первом этаже, а в полушаге.
Если ли б не обед, я бы непременно расправилась с непрошенным подарком — разорвала и сожгла каждый листок! Но родители ждали… пришлось сунуть перевязанную летной пачку в верхний ящик комода, под бельё, и заторопиться вниз.
Райлен может надеяться сколько угодно, но я даже взгляда не подарю. Никогда.
Хромота, вызванная… неосторожным обращением с коленкой, прошла, но отец настоял, чтобы на бал ехала не верхом, а в коляске. Я не противилась — послушно уселась на диванчик рядом с мамой и постаралась принять самый беззаботный вид. Отец тоже отказался от седла — он устроился напротив нас. Кивнул близняшкам, которые теребили поводья, только распаляя и без того нетерпеливых дарайхарок, и крикнул Михе, исполнявшему роль возницы:
