— Так, — сказал майор, переводя взгляд на стоящего рядом парня. — А это кто?
— Задержан при переходе железнодорожного моста! — отрапортовал сержант.
— Можно, я ещё попью? — спросил тихо майора Женя Ерохин.
— Давай пей — и в машину, — сказал майор, не отрывая глаз от третьего Ерохина. — Значит, это ты трещины на рельсах ищешь?
— Какие трещины?
— От которых крушения бывают…
— Что я, маленький — трещины искать.
— Значит, опять не ты?
— Что значит «опять»? Я трещины никогда не искал.
— А что же ты искал на мосту?
— Что искал, то искал…
Стакан выскользнул из Женькиных рук и разбился.
Закрыв глаза, Женька прислонился к стене. Майор обернулся.
— Э, — сказал он, прикладывая руку к Женькиному лбу, — да у тебя, брат, температура… А ну, скорей в машину и домой! Фёдоров, — крикнул майор в открытую дверь, — давай его в машину!
— А можно мне на мотоцикле? — спросил Женя.
— С температурой-то? Нет, брат, давай в машину, а на мотоцикле в следующий раз… Ну, герои, будете сообщать свои адреса?
Это была последняя фраза, которую успел услышать Женька, выходя из комнаты майора.
Женька стоял рядом с мамой и прижимался к ней изо всех сил молча и так сильно, что ему было слышно, как громко бьётся её сердце. Наверное, мама была очень взволнована, потому что её сердце билось, словно по азбуке Морзе. Точка! Тире! Точка! И была она такая тёплая, и от неё так хорошо пахло её любимыми духами… А потом Женьке показалось, что это бьётся не мамино сердце, а это стучит дятел. Тире! Тире! Точка! Точка! Тире! А может быть, это стучит не дятел, а вода из крана или это тает лёд ледника Шеклтона, тает и падает в пропасть радиограммой. Точка! Точка! Точка! И лёд пахнет мамиными духами. И откуда-то издалека доносится гром барабанов, тире-тире-точечный громовой марш, рассылая во все концы земли ребячьи радиограммы. А потом совсем издалека, может быть, с ледового барьера Росса, донёсся папин голос: «Да он же весь в огне! Весь в огне! Весь в огне!» И сразу же почему-то запахло лекарством…
СЧАСТЛИВОГО ВОЗДУХА, ПАПА!
Очнулся Женька в постели через несколько часов. На тумбочке лежал термометр и стояло несколько пузырьков с приклеенными к ним рецептами.
Женька поднялся с постели и увидел на стуле две записки. Одну, написанную маминой рукой: «Женька! Я ушла в аптеку!» На другой была выведена цифра «73!». И подпись: «Лёшка Пингвин».
Чувствуя незнакомую слабость, Женька спустил ноги на пол, посидел немного, потом встал и медленно подошёл к письменному столу. На столе лежала недописанная радиограмма со словами: «Здравствуй, дорогой папочка!!»
