Я ответила согласием. И подумала о письме, которое получила из Парижа и которое лежало сейчас на моем письменном столе. Но ничего не сказала о нем. Я уже начала жульничать в этой игре. Наверное, мне никогда не удастся сыграть ее честно. Мне стало страшно…
Прошло несколько дней; у меня сохранилось о них воспоминание как о чем-то унизительном в моей жизни. Нити заговора между мной и Джедлой постепенно становились прочнее. Вечерами она не позволяла мне уходить от нее. С каждой ее улыбкой я готова была растаять, поддаться ей, все забыть, говорить как с родной сестрой и даже, если бы она захотела, просить у нее прощения. Но она требовала от меня только согласия с ее планами, хотела видеть во мне только свою союзницу.
Это было также время наших взаимных исповедей. Вообще-то я ненавидела фальшивую интимность, когда женщины шепчутся о своих несчастьях и грехах. Но Джедла словно толкала меня на этот мерзкий путь. И я должна была без конца рассказывать ей о своем прошлом, которое сама для себя считала уже безвозвратно ушедшим, которое было уже как бы и не моим.
Много ли было у меня любовников? интересовалась она. Кто из них мне нравился? Я их, несомненно, презирала всех, но ведь целовалась с ними. Ну, конечно, она хорошо все понимает…
Пришлось даже рассказывать о том первом моем поцелуе, после которого я увидела ее искаженное ненавистью лицо. Как же это так случилось, недоумевала Джедла, что она не помнит имени того мальчика? А почему я отказалась от помолвки?
— Сама не знаю…
Ну да, понятно, наверное от усталости и скуки… Мне, видимо, нужна постоянная смена мужчин, полагала она.
Я, конечно, должна была отвечать ей немного холодным тоном, с этакой дозой горечи в голосе, как бы слегка саркастично. Когда я мешкала с ответом, колебалась, она сама подсказывала мне его.
Она не удовлетворилась только сведениями обо мне. Ей надо было все знать и про моих сестер. Ее удивило и как-то даже разочаровало то, что они совсем были на меня не похожи. Может быть, именно потому, что они вышли замуж очень рано. Я их одобряла. Но у Мирием, рассказывала я, любившей и боявшейся своего мужа, сохранился тем не менее привкус, как говорила мне она сама, своей загубленной молодости. У нее не было времени воспользоваться ей. «Воспользоваться ей», — подхватила мечтательно Джедла…
Лейла же, рассказывала я, никогда не была сентиментальной. У ее мужа было прекрасное положение, приличное состояние, и она с самого начала приручила его родителей, став полновластной хозяйкой дома, а это было главным для нее…
