Но за ним тем не менее признавали три качества, доказанные фактами: замечательный ум, большую исполнительность и рабскую покорность своему господину. Азан очень нередко подвергался насмешкам и глумлению товарищей, но до каких размеров они бы ни достигали, он отвечал на них презрительным молчанием.
Судя по этим данным, можно было подумать, и едва ли ошибочно, что далмат отказался от прав на свою жизнь и принес ее в жертву какой-то крайне важной и таинственной цели.
Приблизившись к беседке, где сидели посланники, Азан отвесил почтительный поклон и остановился в молчании.
— Ты пришел доложить о каком-нибудь деле? — спросил его Сиани.
— Да, синьор! — отвечал с покорностью далмат. — Венецианский священник и несколько торговцев прибыли одновременно с толпою вашей прислуги, возвратившейся с праздника, и все без исключения спрашивают милости дозволить им явиться.
— Теперь вовсе не время для таких аудиенций! — проговорил Молипиери.
— В таком случае я так и скажу им, — ответил тихо далмат и, поклонившись опять молодым людям, направился было назад.
— Азан! — крикнул Сиани повелительным голосом.
Далмат остановился.
— По какому же делу пришли эти торговцы?
— Они пришли к вам с жалобой!
— Везде только и слышатся, что жалобы, да жалобы! — проговорил задумчиво и печально Сиани. — Проведи их сюда! — прибавил он, обращаясь к Азану.
II. Открытие государственной тайны
Прошло немного времени, и в глубине аллеи показались священник, несколько человек, принадлежавших, видимо, к торговому сословию, и целая орава работников посольства.
Волнение, выражавшееся в лихорадочной поступи и в жестах просителей, было еще сильнее заметно по сравнению со спокойным и бесстрастным лицом провожавшего их в щегольском костюме Азана Иоанниса. Как лица, так и руки людей носили еще свежие кровавые следы рукопашного боя, одежда их превратилась в лохмотья. Священник, очевидно, пострадал больше прочих: он еле передвигал ноги, и то еще при помощи посторонней поддержки.
Молодые посланники узнали в нем монаха Бенедетти, прибывшего сюда с венецианским флотом в скромном звании сборщика добровольных пожертвований.
Сиани поспешил усадить его в кресло и, окинув взглядом изорванный костюм своего мажордома, носивший явный след кровопролитной свалки, он спросил недовольным и отрывистым голосом:
— Объясните, мэтр Пьетро, что могло вас привести в такой вид!
— Синьор! — отвечал спокойно Пьетро. — Мы попали в засаду и, если вы позволите, то я вам расскажу все подробности дела.
