Любовь и чума | страница 37
Молодой венецианец просмотрел быстро список, в котором фигурировали имена знаменитейших сановников двора.
— И вы уверены в успехе заговора? — спросил патриций.
— Дворцовая стража на нашей стороне, — ответил Никетас. — Все евнухи подкуплены… А вот вам и доказательство, — заключил старик, вынув из-под плаща драгоценный кинжал, который Мануил клал на ночь под подушку.
— Вы хотите убить его? — прошептал венецианец, глядя ему в лицо.
Логофет ответил утвердительным знаком, на который Сиани отозвался улыбкой.
— Будьте же осторожны! — заметил он с иронией. — Комнин силен и храбр и, пожалуй, не даст убить себя, как кроткого ягненка… Было бы даже смешно, если б вам удалось убить всем известного и ловкого убийцу! Это бы рассмешило самого сатану!
— Один из невольников всыпал в питье императора порошок, который погрузит его в самый глубокий сон.
— Но ведь убийце императора грозит опасность: найдутся ли у вас такие смелые и надежные исполнители дела?
— Двадцать человек добиваются чести отправить на тот свет изменника Комнина. Но наш мудрый совет решил предоставить это достойное дело вам или Орио, приняв во внимание, что вы лично смертельно оскорблены Комнином.
— Но да это ведь низость! — воскликнул Сиани, оттолкнув старика.
— Что тут происходит? — спросил проснувшийся Орио, протирая глаза.
— Великий логофет пришел предложить нам честь убить императора, — ответил Валериано.
— Да разве ты считаешь нас палачами, презренный? — крикнул Орио, соскакивая с койки. — Тебя, вот кого следует убить без разговоров.
Взбешенный Молипиери схватил его за горло.
— О, сжальтесь, — прохрипел, задыхаясь, старик, стараясь вырваться из рук венецианца.
Сиани заступился за него и оттащил товарища.
— Благородные синьоры, — бормотал Никетас, оправляя одежду. — Мы предвидели ваш протест… И я не осмеливаюсь настаивать. Надеюсь, что по истечении часа вы и все ваши соотечественники будете уже свободны, а все мои обещания будут свято исполнены. Теперь же позвольте мне удалиться отсюда, так как заговорщики ждут только вашего ответа, чтобы приступить к делу.
Он низко поклонился и хотел уже уйти, когда Сиани вдруг остановил его.
— Я обдумал вопрос, — сказал он логофету, — и пришел к заключению, что ваше предложение не так оскорбительно, каким я счел его под влиянием нахлынувших чувств.
— Благородный венецианец, ваши слова радуют меня до глубины души! — отозвался старик, сжимая крепко руку молодого патриция.
— Император действительно покушался отнять у меня мою честь и мое состояние. И чем больше я вдумываюсь, тем сильнее сожалею, что отверг предложение отомстить ему за оскорбление.