– Я не знаю. Я тут ни при чем. У меня тоже куда-то пропали очки и трубка.
Наконец я обнял ее, всю дрожавшую, и успокоил.
Успокоившись и тесно прижавшись друг к другу, мы с Лизком стали удивленно обозревать и ощущать окружавший нас новый мир.
Наконец мы, пообвыкнув, стали осторожно двигаться.
Как нам казалось, прямо. Но туман, куда ни смотри, везде был одинаков: одного цвета, света и запаха.
Под ногами чувствовался твердый грунт, припорошенный песком. Дорога была ровная, но иногда попадались и камни разных размеров. И туман, когда смотришь прямо, как бы становился более прозрачным. А может, это просто казалось. А может, и было на самом деле так.
В общем, туман есть туман. Дело туманное.
Так мы осторожно шли куда-то. Вернее, не шли, а двигались. А двигаться было не совсем удобно. Так как, несмотря на то что туман вроде как бы заменил нам одежду и скрыл то, что было ниже пояса у меня и ниже плеч у моей уставшей подруги, мы с ней дружно закрывали места на нашем теле, которые так неожиданно обнажились. Поэтому наши руки мало помогали нам балансировать при попадании очередного камня на нашем пути.
Падение в тумане в голом виде на жесткую поверхность, слегка посыпанную песочком, не очень-то приятно, особенно с судорожно вцепившейся в твой локоть женщиной, причем, по какому-то новому закону большого человеческого бутерброда, Лизок все время падала на меня, а не я на нее.
Шли мы долго.
По дороге встретили нашу переводчицу-гречанку, которая, стыдливо поколебавшись, присоединилась к нашей «туристическо-исследовательской» группе.
Нашим вторым неожиданным приобретением стал воробей. Мы его сразу узнали. Он выскочил откуда-то из тумана, весело запрыгал на нашем пути, а затем взлетел, сел на мое плечо и почему-то клюнул меня в ухо.
Но я его не прогнал. Я был ему рад и даже очень.
Так мы, уже вчетвером, двигались вперед. А может, назад.
Главное, что через несколько минут все мы как-то разом наткнулись на голого волосатого мужчину с тощим задом, который низко кому-то кланялся.
Это был не кто иной, как оставшийся без работы водитель. Очевидно, он как начал молиться от моего ухода, так и продолжал это святое дело не останавливаясь.
Обогнув его, мы двинулись дальше.
Все стали привыкать к туману.
Он не раздражал ни тело, ни глаза, ни легкие.
Он был какой-то нейтральный.
Я пытался подпрыгнуть – посмотреть, насколько высоко туман простирается. Похоже, он простирался высоко, а мои брумельские успехи ничего не прояснили.
