в качестве
нет (нет как
есть) , но именно просто НЕТ, что тогда? Неужели так и откупимся этим их бытием в нашем последнем усилии?
– Это все-таки свет. Может быть, из Ничто. Может быть, без источника света. Но свет. Все остальное – линзы и фильтры – мир бытия (слава богу, конечно).
– Здесь правота изъяна в ее превосходстве над правотою Порядка, может быть, Замысла.
– Макс, ты хочешь сказать, что главное лишь шелуха?
– Оставаясь, конечно же, главным – ответил Лоттер, – может лишь шелуха, для благозвучия пусть будет плевел – ядрышка, семени нет. А это наше «преодолеть недостижимое» принесет, быть может, опыт высвобождающей неудачи.
– Это и есть чистота страдания?!
– Если выдержим, конечно, хоть сколько, – попытался пожать плечами Лоттер, но этот жест ему показался ненатуральным сейчас.
– Если не отвлечемся, не разменяем себя на знание и победу ?
– Я не об этом сейчас, – просто если выдержим.
– Что же, метания от Слова к Безмолвию нас смогли бы немного согреть.
– Развлечь, точнее.
– Может быть, это пеня за нашу доподлинность?
– Я не уверен, что мы здесь вообще принимались в расчет хоть как-то вообще. То есть, слава богу, конечно.
– Жаль только, что непосильное нас даже не возвышает.
– В общем-то, жаль. Но вот равенство… равенство с тем, что тебя ничтожит? Это стоит дороже, наверное…
– Ты и в правду считаешь, оно возможно? – спросил Лехтман.
– Время (не прикрываясь листочком телеологии) берет нас тепленькими, не подозревающими. Научившиеся кое-как разбирать свары Добра и Зла, мним себя постигшими скорбь?
– Этот наш соблазн – последнюю и немыслимую неудачу духа наскоро обратить в нашу опору последнюю, в некую точку… а ведь вряд ли пропасть засыпать словами.
– Макс, я не знаю как сказать… Ветка. Пространство. Женщина. Дождь. Все обретает какую-то новую безысходность, неизъяснимо светлую… Но ставить себя самого на доску, предполагая отсутствие правил: Е-два – Е-четыре?
Пожалуйста. Бытие? Вечность? Ничто? – неважно. Уже не важно… Пляска пылинок в луче. Невозможность искупления, может, даже ненадобность. Корни Неба развороченные. Незначительность жизни и смерти.
– То, с чем мы сели играть. Мы можем, конечно, и так, и эдак и в поддавки. Но знаешь заранее, нас выиграют в любом случае. (Это я насчет «неизъяснимо светлой безысходности», Меер.) Тем более что «оппонент» всегда может просто перевернуть доску.
– В нашей доле на самом деле ничего нет?
– Мир запущен по своим колеям. Этого всего хватает, чтоб запустить. Путь это? Круг? Он сам еще толком не понял.
