Когда мы закончили свое выступление, первым, кто нас поздравил, была Ира. Моисеева и Миненков тренировались у Пахомовой, мы почти не общались, в какой-то степени мы отняли у ребят их тренера с детских лет. Но радовалась Ира необыкновенно искренне. Мое счастье от первой награды и впечатления от последовавшего за ней турне незабываемы. Сплошная сказка и праздник! Для меня они еще слились с романтическим месяцем.
Тур начинался с Канады. В Монреале нас разместили в гостинице, где в номерах имелись кухни, и мы решили устроить торжественный обед. Отправились в магазин за продуктами. Втроем: Андрюша, Игорь и я. Потом мы с Игорем оставляли бедного Андрюшу одного, и он долго нам это припоминал. В общем, накупили мы разной провизии и, на мое несчастье, печенку. Вернулись, и ребята сразу попросили поджарить им печенку. «А я не умею», – грустно сказала я. «Не умеешь – научись!» – хором ответили два голодных мужика. Сидя на диване, они мною руководили – и ничего, получилось. Дома я жаловалась маме: «Что же ты меня не научила готовить, меня так ругали, что я печенку жарить не умею».
Ира Моисеева с Андреем Миненковым, Ира Воробьева и Игорь Лисовский – они в тот год стали чемпионами мира в парном катании – как семейные пары держались немножко обособленно. Впрочем, из всего турне я запомнила одного Игоря.
Вернувшись в Москву, сразу отправились в турне по Сибири. Предварительно Татьяна Анатольевна, будучи, как всегда, в курсе всех событий, сделала мне внушение, что я занята не тем, чем надо.
Андрей. Что мне запомнилось в турне больше всего – как из замерзшего Ванкувера после долгого перелета мы попали в солнечный Лос-Анджелес, к пальмам, солнцу, цветущим азалиям. Три дня в Лос-Анджелесе – одно выступление, три дня в Сан-Франциско – одно выступление. В Сан-Франциско мы пошли с Наташкой гулять вдвоем. Моисеева и Бобрин от прогулки отказались, Миненков отправился куда-то по делам. Мы вышли в четыре, вернулись к десяти. Обратно возвращались в напряжении: зарево неона, вокруг одни порноафиши. Господи, думаю, куда мы попали, ведь всего три часа назад все казалось таким пристойным! Солнце садится быстро, оно исчезало прямо на глазах, только горы становились ярко-бордового цвета. И сразу – ночь и неон.
В Колорадо, на высоте двух тысяч метров, я со своим кашлем совсем сломался. Разреженный воздух, еще не зажившие легкие, – я начал задыхаться. Все оставшиеся города проскакивали мимо сознания. Детройт – я пью таблетки, Цинциннати – я пью таблетки. В Индианаполисе мы всей гурьбой часов в девять вечера решили пойти поесть. Думали, Америка – значит, все ночью работает, и пицца небось на каждом углу. Ни одного человека, кроме нас девятерых. Наконец нашли пиццерию, которая закрывалась: полы вымыты, стулья уже на столах. Хозяин от нас отказывался, предлагал взять еду домой, но мы его уговорили. Заказали три самые большие пиццы – голодные были как звери. Хозяин удивился – три больших? Тут же собрали стол, принесли кока-колу. Первая пицца, раз – и нету. Вторую мы уже ели обстоятельно, с разговорами. От третьей каждый съел по небольшому кусочку. Миненков с Бобриным допустить такое не смогли, начали запихивать в себя оставшиеся огромные ломти. Не от жадности – завод подстегивал, неужели не одолеем?
