Пара, в которой трое | страница 110
Бетти занималась нами и после Олимпиады, на чемпионате мира в Будапеште, куда не смогла приехать Тарасова. Калловей взялась за нас серьезно. Наше появление в Будапеште вместе с Бетти привело в некоторое волнение руководителя делегации Николая Попова, председателя Ленинградского спорткомитета. Накануне чемпионата поменяли и опытного советского арбитра. Мы попросили государственного тренера Александра Горшкова, чтобы он объяснил руководителю делегации, что наши консультации у Бетти не означают, что мы уезжаем в Англию. Почему нам надо отказываться от классного тренера, который согласен с нами работать?
Наташа. Наконец, мы отправились в Канаду за три недели до Игр, чтобы акклиматизироваться. Разница между Москвой и Калгари – десять часов. Эти три недели оказались самыми тяжелыми в череде тех пяти сотен, что набрались за десять лет совместных выступлений. Мы перестали друг с другом разговаривать. Но к соревнованию привели себя в порядок. Судя по первым оценкам, нас не собирались ни с кем сравнивать. Мы хорошо выступили в оригинальном танце, но Андрюша решил, что мы откатали его неудачно. Еще перед стартом он начал твердить, что мы его проиграем. Я сопротивлялась: «Андрей, у нас такой хороший танец, ну что ты глупости говоришь, почему мы должны проиграть?» Все это за день до соревнований! С ним прежде никогда такого не происходило. Он всегда стопроцентно уверен в себе. Позже я поняла, что Андрей позволил себе подобные высказывания именно от уверенности, боясь, чтобы она не переросла в самоуверенность.
Когда нам выставили оценки и стало ясно, что игра идет в одни ворота, он принялся утверждать, что катались мы плохо. Все нас поздравляют, а он: «Нет, плохо мы катались, ты должна понять, что уровень наш опустился». Тут и я стала себя накручивать к произвольному танцу. Накрутила до такой степени, что утром во время проката танца Андрей упал. Я ночью плохо спала, и день оказался таким тяжелым, таким длинным. Мне стало себя жалко, и в разгар Олимпийских игр я принялась плакать. Теперь я думаю, что и мои слезы, и сомнения Андрея происходили только от наших капризов. Довольно скоро я поняла: надо взять себя в руки, иначе вечером я выступить не смогу.
Но и в ту минуту, когда мы вышли на лед, вышли на самый главный старт в своей жизни, я была в прекрасном настроении. Мне в этот вечер все казалось по плечу, я могла снести горы. А Татьяна Анатольевна стояла рядом и повторяла: «Ничего не нужно делать, кататься нужно средне – это Олимпийские игры, здесь не вылезают из себя». Я говорила «да», но по внутреннему ощущению шла на рекорд. Поэтому в начале программы у меня случился сбой, который сразу привел меня в чувство. Сбой небольшой, но для нас – грубая ошибка. Впрочем, сколько я помню, с ошибками выступали на Олимпиадах все чемпионы: такие уж это соревнования. Но долго-долго простить себе той ошибки я не могла. Как только мы откатались, я сразу начала плакать. А Андрей тут же перестал со мной разговаривать. Повода судьям для снижения оценок мы не дали, падения отсутствовали, а сбой, честно говоря, и не очень-то был заметен.