Но потом наступили холода, пришлось напялить на себя теплую неудобную одежду, мужья бросали их на ранчо, а сами изменяли им всякий раз, как отправлялись по делам в город. От скуки жены либо заводили детей, либо толстели, либо и то и другое. Донна, местная красавица, растолстела настолько, насколько была глупа; маленькое упругое тело Бренды превратилось в грузовик; даже Элис несмотря на свою образованность, не смогла после родов избавится от живота, который выглядел так, будто в нем еще что-то осталось. И каждая камнем пыталась повиснуть на шее мужа, когда тот возвращался, отчего мужья покидали их все чаще и чаще. Так они остались наедине со своим врагом — Природой, и их форелевые тела превратились в легенду, канув в озере прошлого. Они вспоминают все, словно это было вчера, и две темные линии обиды пролегают там, где должна быть улыбка. Торчат здесь круглый год, и выхода нет. Пойманные в ловушку белоснежных месяцев, сквозь ледяную стену смотрят форели, замерзшие, мертвые.
Одна жалуется другой, но у той аналогичные проблемы, и столь же неразрешимые, ибо нет решения для времени, скуки и плохой еды. Когда-то красивая студентка, распрощавшаяся со своей карьерой, плачется местной, у которой нет другого выхода, кроме как распускать нюни перед крепышкой из бара, чья ночная жизнь свелась к прослушиванию радио. Когда наконец начинается трапеза, нытье прекращается. Мужчины тоже замолкают, и слышно только, как они жуют мясо. «Животные», — подумала Сандра, облизав пальцы, и схватила еще кусок. «Не хуже бабушкиных отбивных из поросенка», — мысленно похвалила она повара.
Толстяк, закончивший первым, оттолкнул тарелку с видом удовлетворения от хорошо проделанной работы.
— Парень спас ее. Змея собиралась укусить.
— Парень не в себе, — подал голос Люк.
— Я был не в себе, когда вернулся с парада героев Вьетнама, где нас оплевали. Черт, эти сраные студенты относились к нам, как к нацистам.
Сандра, возбужденная залившей ее желудок оленьей кровью, не хотела оставаться на молчаливой обочине разговора вместе с женщинами и присоединилась к мужчинам:
— Эти сраные студенты выступали против войны, а не против вас.
— Они плевали в нас. Мы отдавали свои жизни, а вы плевали в нас. — Толстяк ткнул пальцем в Элис единственную из сидящих за столом, кто закончил университет в шестидесятых.
Элис выглядела так будто ее оглушили или она только что проснулась.
— Сандра права. Мы остановили войну.
— Заткнись, Элис, рявкнул ее муж.
