Когда это случилось? Две декады назад? Три? Он не помнил. Прошлое терялось в туманной пелене, а попытки разобраться в путанных обрывках воспоминаний заканчивались дикой головной болью.
Но, если с тем, что для него есть лишь серое настоящее, Густав худо-бедно смирился, то роль обычного человека принять так и не смог. Осознание собственной никчёмности жгло его изнутри, будто пожиравший торфяник подземный огонь. Жгло, не давало думать ни о чём другом, заставляло бежать куда глаза глядят, лишь бы подолгу не оставаться на одном месте.
Не потому ли и повалились на отряд все эти неприятности?
Кто знает?
Тёмный сотник предпочитал об этом не задумываться. В его сером настоящем места для прошлого больше не оставалось.
Но может это и к лучшему?
Кинув на могилу последний ком земли, Густав отошёл к лесному болотцу сполоснуть выпачканные в грязи руки, да так и замер, уставившись на дрожавшее из-за бежавшей по воде ряби отражение. Давно нестриженные лохмы всклокоченных волос, кудлатая борода, осунувшееся лицо с тёмными провалами воспалённых глаз.
Неприглядное зрелище. Неприглядное и тревожное.
Сотник вытер ладони о замызганные штанины, вернулся к могиле и уселся на ствол вывороченного из земли вяза. Увиденное ему не понравилось. Весьма не понравилось. Давным-давно, чуть ли не в прошлой жизни, когда Густав бродяжничал и водил знакомство с разным отребьем, он вдоволь насмотрелся на опиумных курильщиков. Конченые людишки. Но так ли он теперь от них отличался?
Те грезили о затяжке дарящей блаженное забытье отравы, ему для полного счастья хватило бы и крупицы потусторонней силы. Скверны, как пренебрежительно именовали её недалёкие святоши.
Впрочем, даже сейчас Сирлин продолжал презирать тех вконец опустившихся бродяг. Они сами выбрали свой путь. Он оказался заложником семейных тайн, и ничего изменить в своей жизни уже не мог. Другое дело, что никогда к этому особо и не стремился.
И уж точно Густав не собирался подыхать от жалости к самому себе в этом забытом всеми Святыми лесу.
Утопиться в болоте?
Как-нибудь в другой раз.
Кое-как приведя в порядок всклокоченную шевелюру, Густав подрезал бороду и кинул кинжал к валявшемуся на земле мечу. Потом избавился от засапожного ножа, вытряхнул из дорожного мешка кольчугу и, посильнее напялив шляпу, зашагал в сторону тракта.
Сколько бы он не просидел в чащобе — о нём не забудут. Жнец не из тех, кто прощает плевки в лицо. А уж на забывчивость Виктора Арка рассчитывать и вовсе глупо. Нет, единственное, что оставалось сотнику, — это как можно быстрее сбежать на полдень. В Драгарн. В Алезию. На худой конец — в Пахарту. Там его не достанут. Там можно будет переждать лихое время.
