Пестрые истории | страница 127
Другую формулу так и распирал своеобразный средневековый юмор: «Monseigneur сим посылает вам зубной болести на двадцать корзин и прочие красные дары, средь оных облезлой клячи хвост».
Дневной кутеж переливался в вечерний загул. Именно переливался: вино бочонками лилось в дьяконские глотки. Как во французском каламбуре: Fête des sous-diacres, то есть «праздник псевдодьяконов», это и было официальное название праздника, в устах народа оно превратилось в похожее по звучанию Fête des saouls diacres, то есть праздник пьяных дьяконов.
Высшему клиру, конечно, хотелось бы оттащить от алтаря шутейного епископа, подрывавшего авторитет высшего духо-венства. Оно мобилизовало церковные л светские авторитеты, и, как я уже говорил, в 1444 году организовало обсуждение на теологическом факультете Парижского университета. Однако народ встал горой за рядовое духовенство, упрямо цепляясь за святочный маскарад, и малое число умных не справилось с тьмой дураков. Вплоть до начала XVI века во многих французских провинциях сохранялся обычай декабрьского карнавала, пока с большим трудом дураков удалось вытеснить из церквей на улицу. Там они продолжали резвиться и дальше как шутейные компании.
Я остановился на том, что дураки оказались вытесненными из церквей на улицы.
По всей Франции подняло головы ряженное в шутовские колпаки с бубенцами общество, кокетничавшее названием «дураки».
Получила известность «Компания дижонской дурацкой матери», которая, впрочем, присутствовала только в изображении на знамени объединения как женский образ, обвешанный бубенцами и прочими шутовскими аксессуарами.
Вокруг предводителя собирался дурашливый двор, шутейное подобие феодальных дворов.
Был там свой канцлер, главный егерь, главный сокольничий, главный конюший, главный виночерпий, главный стольник, главный… И прочие сановные чины, и все как один — шуты.
Зеленый, красный и желтый были официальными цветами компании. Полосы этих трех цветов рассекали полотнище знамени, этими тремя цветами пестрела одежда ее членов. Пестрый кафтан дополнялся колпаком с бубенцами, а также жезлом профессиональных придворных шутов, увенчанным дразнящейся дурашливой головой.
Члены этого общества были из ведущих граждан города. Более того, им была оказана такая честь, что в 1636 году в их ряды вступил «принц крови», герцог Анри Бурбон-Конде. Он тоже получил написанный на пергаменте трехцветными буквами, заверенный печатью «дурацкой матери» патент. Такого рода