Прошел слух об одном пункте в завещании императора Карла. Он обеспечил мальчику царский доход — тридцать тысяч дукатов годовой ренты, их надлежало выплачивать из доходов Неаполитанского королевства.
Никто не оспаривал славы Барбары Бломберг как одной из многочисленных любовниц Карла V, но все же… не она была матерью Дона Хуана.
В этом сходились все современные разыскания. Имя настоящей матери надо было хранить в тайне, а Барбару деньгами и обещаниями вынудили признать за собой материнство.
Кто же была истинная мать? Тут следствие запнулось.
Можно было только подозревать, что тут скрывали персону очень высокого ранга и по очень веской причине, вынуждавшей к сохранению тайны.
С течением времени, однако, ушли из жизни те, кто ее знал; ключ к тайне хранил теперь только один человек — Филипп II Испанский. Тайна была тяжкая, должно быть, очень тяготила его; наконец — очень уж не хотелось ему уносить тайну с собой в усыпальницу Эскуриала — он решил облегчить душу и заговорил.
У замкнутого, молчаливого человека была только одна-единственная душа, которой он мог довериться, — его собственная дочь, инфанта Изабелла.
Ей он и рассказал правду.
Но женщины не уносят тайн в могилу. У инфанты была своя доверенная душа, которой она под клятвой о вечном молчании шепнула; та, в свою очередь, точно на таких же условиях шепнула третьей; третья — четвертой, и наконец, столькие уже молчали об этом, что это было равносильно словам.
Первым об этом написал Фамиано Страда, итальянский историк XVI века, за ним и другие серьезные историки поведали миру, что Дон Хуан происходил от кровосмесительной связи Карла V.
Так-то оно так, только ключ все же не желал проворачиваться в замке. По мере того как секрет передавался из уст в уста, в него вкрались неточности и заблуждения; полная достоверность порастерялась, и под конец имя не одной женщины выплыло на свет, а сразу двух, о которых теперь можно только гадать.
Одна из них — родная сестра Карла V, Мария И, вдова венгерского короля Лайоша.
Вторая, окажись эта версия правдой, свидетельствовала бы о еще более гнусной извращенности императора. Собственная дочь императора могла быть сообщницей преступления, к тому времени уже 23-летняя Маргарита.
Мне же абсолютно все равно, кто был матерью Дона Хуана. Меня интересует нравственный облик его отца.
Нынешние биологи, коль скоро заинтересуются, могут ухватиться за конец оборванной нити и потянуть ее дальше: которая из двух женщин больше годится в матери мальчику.
