— А я ведь и сам сюда почти точно так же попал… С Толиком, проводником, шли в лабораторию, от собак бежали, Толик в Карусель, а я — сюда.
— И я — в аномалию… Руку, показалось, оторвало. И вдруг лежу, рука на месте, а где я — не знаю.
— Странно как-то.
— О странном будем потом думать, если только это не Зеркало. Давай так. Этого, — кивнул на капитана, — здесь пока оставим, ты сходи за ветками для костра — чую, что еще одна ночь здесь светит, — а я прогуляюсь-ка вокруг — вдруг что интересное заметится.
Капитана оттащили в сарай.
— Вернусь часа через два, — сказал Тополь и исчез в густых кустах. Митин отправился к высохшим деревьям, видневшимся поодаль.
* * *
Капитан вышел из казармы, рядовой у двери отдал честь, но капитан не ответил — торопился. У КПП уже ждал открытый УАЗик.
— Заводи свой вертолет!
Водитель повернул ключ зажигания, УАЗик весело затарахтел.
Когда выехали на дорогу, догнали патруль, возвращавшийся на КПП. Тяжелые, облаченные в запыленные «Скаты», солдаты шли из глубокого патрулирования. За шлемами не было видно лиц, но капитан видел их — лица людей, вернувшихся оттуда. Поэтому не стал останавливаться, когда патруль не отдал честь.
Потом просекой. По разбитой дороге УАЗик завывал второй передачей и едва плелся, так что капитан порядочно наглотался пыли. Водитель чертыхался на чем свет стоит, а потом вдруг повернулся к капитану и посмотрел прямо в него окровавленными дырами вместо глаз:
— А снорки потом вернулись.
Капитан дернулся всем телом — и обнаружил себя лежащим на твердой земле. Над головой били пыльные лучи солнца.
Это снова была реальность. Он лежал в том же самом сарае, а пыльная дорога через лес осталась по ту сторону бреда.
Капитан приподнялся. Сильно мутило. Во рту наждачной бумагой застрял пересохший язык. И еще — он был совершенно один. Ни Тополя, ни ученого рядом не оказалось. Бросили сволочи — понял капитан и со стоном отвалился на спину. Подняться снова не было ни сил, ни желания. «Ну и пусть, — вяло подумал он, — и почти равнодушно, — все равно мне никуда не уйти». Он решил, что будет лежать, пока силы не вернутся. А потом… Потом нужно идти. Но не сейчас. Еще полежать, совсем немного.
Но внутри свербила обида — бросили. Как раненого на поле боя.
И он Гуляева бросил.
Но ведь вернулся, и тогда не было выбора.
Где-то над головой громко зашуршало, и капитан сжался, ожидая укуса или удара. Вместо этого послышались человеческие шаги. Он открыл глаза — ученый в своем ярком комбинезоне сваливал ворох сухих веток в пепелище костра.
