Только перед смертью мой отец рассказал мне правду.
Он рассказал о том, как каждую ночь они не спали – слушали звук поднимающегося лифта. И ждали – в их квартиру или нет?
Каждую ночь!
И то, что ваш дед не рассказал вам об этом, говорит не о том, что он ничего не видел – Сталин потратил столько сил на то, чтобы его боялись, что ничего не видеть могли только те, кто лишен разума.
То, что дед не рассказал вам правду, говорит только о том, что он не поверил вам в том, что вы его поймете.
Так кто ответит мне за те годы своей жизни, что мои родители прожили в страхе? И еще – каждый, кто говорит о Сталине хорошо, предает своих отцов и дедов…
– …Вы художник? – видимо, моему новому собеседнику показалось, что он еще не все вопросы задал мне.
– Да.
– Получаете много денег?
– Достаточно.
– А шахтеры получают мало.
– Не вполне понимаю, к чему вы клоните.
– Неужели вы не слышали слов: «Вас бы, поэтов да художников, в шахту послать…»
– Я был шахтером. Инта. Шахта «Капитальная». Второй участок.
Так вот, сейчас я устаю больше, чем уставал, работая шахтером.
А то, что художники теперь зарабатывают не меньше шахтеров, так это – хорошо, а не плохо.
И кстати, интересно, те, кто предлагает послать художников в шахту, сами в шахте когда-нибудь работали? – я нарочно употребил словосочетание «в шахте» – как говорят шахтеры, а не «на шахте» – как говорят журналисты.
Но человек, задававший мне вопросы, этого не заметил и продолжил:
– Картины стоят дорого, а уголь дешево.
И люди за это платят.
Хотя не всем это по карману.
Вы считаете, что это нормальным?
– Я считаю нормальной такую страну, в которой людям по карману платить и за уголь, и за картины.
– Скажите, ведь вы же – российский гражданин… – начал он очередной вопрос, но удалось сразу остановить его:
– По переписи – да.
– А по происхождению?
– По происхождению, – вздохнул я, – строитель коммунизма.
– Видимо, вы не бывали голодным? И не знаете, как это тяжело? – переходя с вопроса на вопрос, мой собеседник смотрел на меня очень внимательно.
И, несмотря на то, что в моей стране ответы под внимательные взгляды доводили до чего угодно, вплоть до звонков в госбезопасность, я ответил:
– Я бывал голодным.
И именно тогда понял, что голод – это удел неудачников.
Оказаться не способным заработать на кусок хлеба не тяжело, а стыдно.
– Но ведь очень многие люди сейчас живут плохо.
И – ничего. Не возмущаются.
– Люди могут жить плохо, – ответил я, сам не зная, что я осуждаю больше: людей или условия, в которых они оказались, – но они не должны жить хуже, чем они могут.
