И не какую-нибудь обнаженную, а просто – голую.
Такую – какая она есть, – говорить один.
А другой – ему согласно кивает: – Ага…
…А может, и не кивает, а грустно и задумчиво соглашается:
– Попробуем нарисовать женщину…
Такую – какой ее пока нет…
Такую – какой ее пока никто не видел…
…Я никогда не путал голую женщину в постели с обнаженной женщиной на холсте.
Впрочем, голых женщин я не писал никогда. На моих картинах женщина обнажена для того, чтобы быть символом не наготы, а искренности, правды и, может быть, даже истины.
Той истины, которую я понимаю, хотя я отдаю себе отчет в том, что могу понять далеко не все.
И не на все вопросы могу дать ответ.
Я даже не знаю ответа на главный для каждого художника вопрос: «Картины – это интерьер, в котором мы живем, или жизнь – это интерьер, в котором мы пишем картинны?»
Ну, что же, в конце концов, искусство – это попытка разобраться в красоте и гармонии посредством того, в чем мы не разбираемся…
…С другой стороны, обнаженность модели на картине – это не символ того, что правду демонстрирует модель.
Это символ того, что правду говорит картина.
А значит, правду говорит автор…
…Так как я стою на том, что результаты творческого процесса отличаются от жизни на величину автора, мне доступны искажения: блондинку я могу сделать брюнеткой, стриженую девушку – пышноволосой, а худышке добавить форм – мои искажения остаются в пределах здравого смысла. По-моему, нельзя изображать Еву такой, что при взгляде на нее хочется остаться в раю…
…Искусство – это всегда передача содержания через форму, подчиненную содержанию.
И я помню, как на одной из моих выставок какая-то заезжая мадам, видимо, желая посверкать эрудицией, сказала мне:
– Все с чего-то начинают.
Художник, например, начинает с того, что решает – какими красками он будет писать свою картину, – и мне пришлось разочаровать мою разговорницу:
– Художник начинает с того, что решает – что он хочет сказать своей картиной людям.
– Да-а?
А потом?
– Потом картина говорит художнику – насколько это ему удалось.
И мадам удовлетворилась моим комментарием.
Но если бы она спросила:
– А – что между этим? – мне бы пришлось честно признаться:
– Не знаю…
…Как правило, мне позируют красивые молодые женщины.
Впрочем, в моем возрасте все женщины уже молодые, просто с годами понимаешь, что возраст – это понятие растяжимое.
Однажды мы разговорились на эту тему с моим другом, поэтом Иваном Головатовым, и он сказал:
– Разговоры о старости – это прежде всего – страх смерти, – и я ответил ему:
