Это – ее слабость…
…Однажды, уже не помню, по какому поводу, я сказал Грише Керчину:
– Понять женскую логику может не каждый, – и он ответил мне:
– Пусть тебя это не расстраивает.
– Почему?
– Потому, что всю остальную логику не может понять вообще никто…
…Потом Лариса позвонила мне:
– Я не смогла противиться себе.
А может, просто в наше время любовь обесценилась… – в ее голосе мне послышались слезы – самая прямая речь женщины.
И попытался онормалить ее ощущения, потому что не хотел осуждать.
И не хотел, чтобы она осуждала сама себя.
Женщину судят только те, кто не могут ее понять:
– Я понимаю, друг мой.
Тебе нечего виниться.
– Если ты скажешь, я останусь с тобой, – прошептала Лариса. И повторила вновь:
– А может быть, любовь в наше время вообще обесценилась…
– Нет, я ничего не скажу.
– Почему?
– Потому, что я не смогу дать тебе то, что может дать тебе он.
Того, что ты заслуживаешь.
И потом, ты сама только что сказала, что любовь в наше время обесценилась.
– Слава Богу.
– Почему? – так уж складывался наш разговор, что своими «Почему?» мы перебрасывались как теннисисты мячами на разминке.
– Слава Богу.
– Почему?
– Потому, что о любви я соврала.
– Знаешь, как я сопротивлялась этому, – проговорила Лариса, делая ударение не на слове «как», а на слове «сопротивлялась», и я ответил ей, не сумев скрыть вздох:
– Не знаю.
Но, наверное, очень хотел бы это знать…
Мне захотелось перевести этот очень больной для меня разговор в более светлое русло:
– Ну и как теперь твоя жизнь, Лариса?
В особняке не тесно?
– У меня сейчас ванная больше, чем была квартира.
И вся зеркальная.
Стою посредине и думаю.
– О чем?
– О себе думаю…
С такими ногами, и такая дурра.
– Ну, что же, – вздохнул я, – постарайся иногда быть глупой…
…Ларисин избранник поступил честно.
Он не стал делать вид, что меня не существовало на свете.
И я не мог не отметить для себя, что среди тех, кто имеет много денег, встречаются порядочные люди.
Мы встретились.
У правой стены Центрального Дома художника, на небольшой асфальтированной площадке, от которой было рукой подать и до дорогого ресторана «Палитра», и до дешевого входа в филиал Третьяковской галереи.
Так что это место вполне можно было считать нейтральной полосой.
А бабье лето, между тем прошло, и осень превратилась из теплой в обыкновенную. С желтыми и красными листьями на мокром асфальте, сыростью в воздухе и небом цвета постаревшего металла недрагоценной группы.
Листва облетела с деревьев, и от природы остались одни обглоданные скелеты…
