Так легко говорят о старости те, кто еще не ощущает то, что старость когда-нибудь наступит. Эти слова не были вызовом, и звучали тихо и бесцветно, как констатация незначительного факта.
Как и весь их разговор.
Разговаривали они уже довольно долго, и разговор их спором не был потому, что они говорили об одном и том же.
Просто один из них был на сорок лет старше другого.
Одним был Эдуард Михайлович Плавский, член МОСХа, заслуженный художник и заслуженный деятель культуры РСФСР. Другим – молодой художник Андрей Каверин.
Одним.
Другим.
Эдуард Михайлович достал сигарету, вставил ее в короткий толстый мундштук и, затянувшись несколько раз, проговорил:
– Тогда ты должен понять, что в одиночку в атаку ходят только идиоты и… карьеристы.
– Не станете же вы обвинять меня в карьеризме?
– Нет. И ты, я думаю, это отлично понимаешь, – ни один из них не повышал голоса, и они не смотрели друг другу в глаза.
– И что же вы посоветуете мне делать?
– Прежде всего – не ругать судьбу. Она, для тебя складывается пока удачно.
– Я так не считаю.
– Многие не имеют того, что имеешь ты.
– Куда больше людей в мире имеют то, что я не получу никогда – возможность говорить правду.
– Не кори судьбу. Помни две вещи. Во-первых – семью, эпоху и страну не выбирают. А во-вторых – не думай, что мы не говорили правду потому, что ее не видели.
Вновь наступило молчание. Андрей тоже достал сигарету и закурил – Эдуард Михайлович не торопил его. Но когда Каверин погасил сигарету, тихо прибавил:
– Не каждый может повести молодую жену генерал-полковника на свою персональную выставку…
– Вы и об этом знаете?
– Это твое личное дело, Андрей, но он кандидат в члены ЦК, и может устроить тебе такие неприятности, что…
– Я русский художник.
– Пока еще нет. Пока ты просто удачно попался на глаза кому-то. Я поддержал тебя, меня поддержали другие люди…
– Я знаю…
– Так, знай, что есть еще очень много других художников, не обделенных талантом, но обойденных судьбой. Пойми, я говорю о судьбе, а не о конформизме. Кстати, видишь, – Плавский указал рукой на старшего лейтенанта в парадной форме, появившегося из углового подъезда с овчаркой на коротком поводке, – Кажется твой знакомец.
Овчарка была породистой, крепкой и умытой, но не перекормленной. Как раз такой, что может хорошо демонстрировать породу.
Офицер был порученцем генерала Фронтова, и одной из его обязанностей в доме генерала был выгул собаки.
Каверин отлично знал этого офицера. На столько хорошо, что не здоровался с ним.
