Я взвыл.
— Спокойней, юноша! — прикрикнул на меня дон Матео. — Если хотите знать, это я должен плакать от горя, а вовсе не вы. Эта мазь, обладающая совершенно чудодейственными свойствами, стоит не меньше двух золотых дублонов за унцию. Думаете, трибунал заплатит мне эти деньги? Дудки! Двадцать реалов в месяц — вот сколько они платят дипломированному медику! Двадцать реалов, при том что мои расходы на лекарства по меньшей мере в три раза больше!
— Мне очень жаль, — прохрипел я. — Если это так дорого... можете не тратить на меня вашу чудо-мазь...
— Бросьте пороть чушь! — рассердился лекарь. — Я, между прочим, давал клятву Гиппократа. Когда выйдете отсюда, пожертвуете некоторую сумму на больницу святого Георгия, и будем считать, что мы в расчете...
— Веселый вы человек, дон Матео, — пробормотал я, — если я и выйду отсюда, то только для того, чтобы принять участие в аутодафе .
— Будущего никто не может знать, — философски заметил лекарь. — Я всегда советую своим пациентам надеяться на лучшее. Надежда, как говорили римляне, умирает последней.
Он забинтовал мою ногу и помог мне подняться. Я пошатнулся, ибо стоять на одной ноге было крайне неудобно, но дон Матео вовремя поддержал меня.
— Вам пока лучше пользоваться вот этим, — сказал он, протягивая мне грубо сколоченный костыль, — но уже через два-три дня старайтесь ходить как можно больше, чтобы разрабатывать мышцы. Иначе кровь может застояться и начнется гангрена.
Я поблагодарил доброго лекаря и, опираясь на костыль, заковылял к выходу.
Мое возвращение вызвало у моих соседей по камере бурю восторга.
— Молодец, дон Летрадо! — Эль Торо обнял меня, как брата, и почти донес до моего места у окна. — Я знал, что ты выдержишь!
— Очень больно было? — робко поинтересовался Гнида — тот самый, которому я вчера едва не сломал палец.
— Пустяки, — ответил я сдержанно, — не о чем говорить.
— Тюремщики меж собой шептались, ты шесть витков трампы выдержал, — с уважением сказал лысый хмырь, которого, как я теперь знал, звали Хосе. — Это ж какой характер иметь надо! Ты приляг, приляг, мы тебе тут похлебки с обеда оставили, и хлеба полкраюхи...
Растроганный таким теплым приемом, я заставил себя проглотить несколько ложек похлебки (после пытки водой ни есть, ни тем более пить мне совершенно не хотелось) и, отодвинув миску, оглядел своих соседей по камере.
— Спасибо за еду, сеньоры. Завтра меня ждет еще один допрос, и я не знаю, в каком состоянии вернусь после него. Поэтому всем, кто нуждается в совете юриста, я постараюсь помочь сегодня.
