Там на сером арабском жеребце ехал человек в черном плаще, в черном же, закрученном вокруг головы тюрбане, полностью покрывавшем волосы. На руках его были черные перчатки из тонкой кожи, на поясе — сарацинская сабля. Но не это приковало к нему взоры обитателей Тампля. Лицо человека скрывала маска. Черная, с прорезями для глаз, она глянцевито блестела на ярком солнечном свету.
Томас услышал, как Жак у его плеча резко втянул воздух.
— Прокаженный, — испуганно шепнул доходяга-Шарль.
— Сам ты прокаженный, — хмыкнул Робер. — Кто же допустит больного в свиту верховного магистра? Это, должно быть, сарацинский писец [21]. Они любят рядиться под сарацин.
— Но маска…
— Больному не позволят…
— А Балдуин Прокаженный умер от лепры, стало быть…
— Стало быть, ты дурак!
— Тихо! — яростно прошипел старший сержант.
Юноши замолчали, и вовремя — приор Франции Жерар де Вилье простер руки и шагнул с лестницы навстречу верховному магистру. Тот легко спрыгнул с коня и приветствовал брата объятием. Свита расступилась, когда двое великих тамплиеров начали подниматься по ступенькам к распахнутой двери башни.
Рыцари приора и сопровождающие де Моле уже готовы были смешаться: многие из них были давно знакомы и сражались плечом к плечу в Акре, Атлите и позже, на острове Руад. Однако произошла заминка. Те, кто начал спускаться во двор, замерли, а спешившиеся всадники возмущенно зароптали.
Вытянув шею и встав на цыпочки, Томас увидел, что вход на лестницу преграждает широкоплечая фигура Гуго де Безансона. Перед ним стоял человек в черной маске. Не обращая внимания на гневные возгласы старших рыцарей из свиты де Моле, сержант поднял руку, призывая к молчанию. Ряды воинов Тампля за его спиной сомкнулись, перекрывая дорогу в башню.
— Брат, не знаю твоего имени… — обратился де Безансон к человеку в маске.
— Ты можешь называть меня «брат Варфоломей», — откликнулся тот. — Я — сарацинский писец верховного магистра. Почему ты не даешь мне пройти?
При звуках его голоса Томас вздрогнул. Да, пожалуй, и не один Томас. Голос этот, глухой и надтреснутый, был неприятен, как скрежет ножа по металлу.
«Варфоломей, как же, — прошипел Жак на ухо Томасу, — Варфоломей из всех апостолов был самый добрый и немудрящий. А этот, не иначе, Иуда».
Молодой шотландец только отмахнулся. Он во все глаза смотрел на то, что происходило внизу.
Гуго де Безансон чуть склонил голову, однако и не подумал посторониться.
— Брат Варфоломей, тебе известно, что превыше других благ орден ценит чистоту — как душевную, так и телесную. Что скрывает твоя маска? Если тебя коснулась болезнь, ты не должен вносить заразу в нашу обитель.
