— И Кто бы мне сказал, как он ухитрился, — сказал Урн. — Никто никогда не проходил через лабиринт без гида. Как ему удалось?
Слепые глаза Дидактилоса смотрели сквозь Бруту. — Не представляю, сказал он. Брута повесил голову. — Он действительно сделал все это? — сказал Симони. — Да. — Ты идиот! Ты полный кретин! — вопил Ом. — И ты бы повторил это перед людьми? — сказал настойчиво Симони. — Пожалуй. — Ты бы выступил против Квизиции?
Брута жалобно уставился в ночь. Позади пожары Эфебы слились в одну оранжевую искру. — Все что я могу сказать, это то, что я помню, сказал он. — Мы все покойники, сказал Ом. — почему бы тебе просто не выбросить меня за борт? Этот пустоголовый захочет, чтобы мы вернулись в Омнию!
Симони задумчиво потер подбородок. — У Ворбиса много врагов, сказал он, в определенных обстоятельствах. Лучше бы он был убит, но все назовут это убийством. Или даже мученичеством. Но суд… если будут свидетели… если они хотя бы подумают , что будут свидетели… — Я вижу ход его мыслей! — кричал Ом. — Мы спасены, если ты заткнешься!
— Ворбис на скамье подсудимых, — размышлял Симони. Брута побледнел от этой мысли. Это был тот тип мыслей, который почти невозможно удержать в голове. Это был тот тип мыслей, в котором не было смысла. Ворбис на скамье подсудимых? Суды случались с другими. Он вспомнил Брата Мардака. И солдат, погибших в пустыне. И все то, что было сделано остальным людям, в том числе и Бруте. — Скажи, что не помнишь! — вопил Ом. — Скажи ему, что не можешь вспомнить!
— И если бы его судили, сказал Симони, его признали бы виновным. Никто не рискнул бы поступить иначе. Мысли всегда медленно продвигались в голове Бруты, подобно айсбергам. Они медленно приходили и медленно уходили, и пока они были, они занимали много места, большей частью под поверхностью. Он подумал: “Худшее заключается не в том, что Ворбис плох, а в том, что он заставлял хороших людей поступать плохо. Он превращал людей в подобия себя. Этого не излечить. Ты заразился от него. Не было слышно ни звука, кроме плеска волн о корпус Безымянного Корабля и вращения философского двигателя. — Если мы вернемся в Омнию, нас поймают, сказал Брута. — Мы можем пристать подальше от портов, страстно сказал Симони. — Анк-Морпорк! — кричал Ом. — Перво-наперво мы должны доставить Г-на Дидактилоса в Анк-Морпорк, сказал Брута. — Потом я вернусь в Омнию. — Можешь меня там и оставить! — сказал Ом. — Я быстро найду себе несколько верующих в Анк-Морпорке, не важно, во что они там веруют!
