— У меня сердцебиение слишком учащенное, — объяснил я.
— Да, я сама даже не припомню, когда меня в последний раз что-то так же взбудоражило. Адреналин прямо в горле, легкие расширяются.
— Вдыхай через нос, выдыхай через рот, — посоветовал я.
— Все твои мелочные страхи, это так…
— Мило?
— Это такие вещи принято называть инфантилизмом? — с улыбкой спросила она.
Марго снова слазила назад и вернулась с сумочкой. «Сколько у нее там барахла?» — подумал я. Она извлекла из сумочки пузырек лака для ногтей — он был такого густого красного цвета, что казался практически черным.
— Пока ты будешь в себя приходить, я ногти накрашу, — сообщила она, улыбаясь из-под челки. — Можешь не спешить.
Какое-то время мы так и сидели: она с пузырьком лака на приборной панели, я — с дрожащим пальцем на вене. Мне нравился этот цвет лака, а у Марго были красивые пальцы, очень тонкие, в отличие от всего остального: в других местах изгибы ее тела были плавными. Я думал, как хорошо было бы сплестись с ней пальцами. Вспомнил, как она положила мне руку на бедро в «Уол-марте» — казалось, что это было уже несколько дней назад. Пульс потихоньку стал замедляться. Я попытался убедить себя в том, что Марго права. Мне нечего бояться, в таком маленьком городке в такую тихую ночь.
— Пункт Шесть, — объявила Марго, как только мы двинулись дальше. Ее пальчики прыгали в воздухе, будто она играла на пианино. — Оставим у двери дома Карин цветы и записку с извинениями.
— Что ты ей сделала?
— Ну, когда она рассказала мне про Джейса, я последовала традиции убивать гонца, принесшего дурную весть.
— В смысле?
Мы остановились на светофоре, а рядом встала спортивная тачка с молодыми ребятами, мотор «крайслера» ревел, я словно собирался принять участие в гонках. Нет, если бы я надавил на газ, двигатель лишь жалобно бы заскулил.
— Ну, я точно не помню, как именно я ее назвала, но что-то в духе «сопливая, тошнотная, тупая сука с прыщавой спиной, кривыми зубами, толстой жопой и самой ужасной во всей центральной Флориде прической». Ну, в общем, я немало наговорила.
— У нее действительно прическа какая-то дурацкая, — согласился я.
— Знаю. Но только это во всей моей тираде и было правдой. Когда обзываешь кого-нибудь, ни в коем случае не говори правды, потому что после этого сложно по-честному взять свои слова обратно, понимаешь? Ну, есть перышки, есть мелирование, а есть полосы, как у скунсов.
Когда я подъезжал к дому Карин, Марго снова полезла за сиденья и достала букет тюльпанов. К стеблю одного из них она скотчем прикрепила записку, сложив ее конвертиком. Как только я остановил машину, она отдала цветы мне, я по дорожке долетел до двери Карин, положил цветы и убежал обратно.
