Только Руфус пел «ля-ля-ля», потому что он не знал слов, а Альцест не пел вовсе, так как он жевал рогалик. Мадемуазель Вандерблерг изо всех сил махала руками, чтобы мы замолчали. И вместо того чтобы ругать старших, ведь это они отставали, она накинулась на нас, хотя мы были впереди. А так нечестно. И еще Руфус очень рассердил мадемуазель Вандерблерг. Он пел с закрытыми глазами и не увидел, что надо замолчать, а продолжал свое «ля-ля-ля». Тогда наша учительница поговорила с директором и с мадемуазель Вандерблерг, и директор сказал, что петь будут только старшие, а младшие просто делать вид, будто поют. Мы попробовали, и все очень хорошо получилось, только шуму было меньше. И директор сказал Альцесту, что вовсе незачем так гримасничать, когда делаешь вид, будто поешь. А тот ответил, что он вовсе не делал вид, будто поет, а жевал. И директор тяжело вздохнул.
— Ну хорошо, — сказал директор. — После Марсельезы должны выйти трое из младших классов. Он посмотрел на нас и выбрал Эда, Аньяна, первого ученика и любимчика учительницы, и меня.
— Жаль, что это не девочки, — сказал директор. — Они могли бы прийти в платьях цвета нашего флага, синем, белом и красном. А иногда им к волосам имеется в виду прикалывают цветные банты — это производит самое хорошее впечатление.
— Если к моим волосам приколют бант, я взбешусь, — сказал Эд.
Директор быстро повернул голову и посмотрел на него одним глазом, потому что так нахмурил брови, что другого почти не было видно.
— Что ты сказал? — спросил директор.
Тогда наша учительница очень быстро проговорила:
— Ничего, господин директор, он просто кашлянул.
— Да нет же, мадемуазель, — сказал Аньян, — я сам слышал, как он сказал…
Но учительница не дала ему договорить. Она сказала, что его никто не спрашивает.
— Вот именно, ябеда-корябеда, — сказал Эд. — Без тебя обойдутся.
Аньян заплакал и стал говорить, что его никто не любит, что он очень несчастен и хочет умереть, что он обо всем расскажет своему папе и тогда он нам покажет. Тут учительница сказала Эду, что ему никто не разрешал говорить. А директор провел рукой по лицу, как будто хотел его вытереть, и спросил у учительницы, закончила ли она свои переговоры и может ли он продолжать. Учительница сделалась вся красная и от этого очень красивая. Она почти такая же красивая, как моя мама, только у нас обычно красным делается папа.
— Ну хорошо, — сказал директор, — эти трое мальчиков должны подойти к господину министру и подарить ему цветы. Для репетиции мне нужно что-нибудь, похожее на букеты.
