монументальную гору правильной пирамидальной формы, испещренную гигантскими
трещинами, что укладывались в образ свастики.
- Надо бы разрубить его на куски, - прошептал голос у нее в голове, и перед глазами снова
возникло кладбище. Морок прошел, но еще несколько мгновений она чувствовала
морозную свежесть гор. Потом и это прошло.
Когда гроб начали опускать в землю и расстроенный оркестр грянул траурный марш,
Степан Бальтазаров вдруг заревел белугою и даже попытался броситься в могилу вслед за
отцом, но был остановлен. После на лице его заиграло глумливое выражение
превосходства. Он то и дело поглядывал на мать, будто ища поддержки за свою выходку.
Ольга Александровна отстраненно погладила сына по кудлатой голове. Она отчетливо
слышала, как земля бьется о крышку гроба, и переживала трансцендентное почти
единение с мертвым супругом.
- Вот пропади оно все пропадом! - недовольно бубнил Снарядов. Радость от предстоящих
поминок несколько померкла. Теперь смерть товарища представлялась ему
экзистенциальным предательством, почти преступлением против торжествующей жизни.
«Цветы и те по весне распускаются! - безумствовал он едва слышно. – Чтоб ты сдох, Сеня, чтоб ты сдох!»
Когда яму наконец засыпали землей, всем стало ясно, что Бальтазарова больше нет.
Остались причастные к его смерти люди, остался полоумный сын и пребывающая в тени
неведомого горнего хребта жена. Но Семен Владимирович ушел. Ощущение утраты было
неоспоримым. Оно вытеснило все другие чувства.
По дороге из желтого кирпича,
В смуте бурьяном заполненных дней,
В странной пустоте, что, поселившись однажды внутри,
Не пропадет никогда.
Мы идем…
- продекламировал внезапно Кирилл Снарядов. Лицо его налилось багровой краской,
казалось, вот-вот его разобьет паралич. Он глянул на Ольгу Александровну диким
бессмысленным взглядом.
- Можно мы уже поедем домой? - прошамкал поэт. - Тут трупом несет. Душно.
И они поехали домой.
Недели, последовавшие за смертью Бальтазарова, слились для Ольги Александровны в
единый Доплеров туннель. За мельтешением горестных дней она не замечала, как сын
Степан, связавшись с соседской девкой, то и дело приходит домой весь искусанный,
осоловелый, с пустым животным взглядом и слюной, закипающей в уголках рта. Укрытая
скорбью, не обращала внимание на то, что в ветках одиноко стоящего каштана напротив ее
окон поселились больные, увечные голуби. Каждое утро их подкармливал суровый
старик, тот самый, что подошел к ней во время прощания и прошептал: «Берегите его»,
