ужасом Анатолий Федорович наблюдал за тем, как несколько маленьких жаб, почти
незаметных в мутной сивухе, проскользнули в рот Манна. Последний сглотнул,
ухмыльнулся и тотчас же разлил по новой.
Карьерова начала бить нешуточная дрожь.
Закусив сырокопченой колбасой, Манн уставился на Карьерова и забасил:
- Вот ты не зря, Федорович, с собой всюду таскаешь этот мешок. Пусть и не
заглядываешь в него никогда. Но ведь умом-то, умом ты понимаешь, что все в твоей
истории неспроста. И бабка эта и прочее. Ты вот спишь и спишь большую часть своего
времени, во сне ворочаешься, а на другом конце вселенной, глядишь, пирамиды сносят, к
примеру. Ты не балуй, - рявкнул он вдруг и ударил кулаком по столу так, что посуда на
секунду оторвалась от поверхности и даже, как показалось Карьерову, зависла в воздухе, -
ты думай. Черви земные и те поцелеустремленней будут. Вот тебе задачка: как
называется мужик, который постоять за себя не может, даже если ему в лицо говорят, что
он из грязи фекальной сделан и формой напоминает рог носорожий, прости Господи? А?
- Э-э, - Карьеров дрожал. «Надо сказать, сказать ему про жену!» - кричал кто-то слабый, полузадушенный в сердце его. Но вместо этого непослушными пальцами принялся он
лезть в мешок. Там спрятал он омерзительную книгу, открывшую ему глаза на
предательство друга.
-Ведь я достану. . - невнятно пригрозил он, копаясь в мешке.
-Ты достань, достань, - заулыбался Манн, - и швырни мне прямо в морду, как и хотел.
Он хохотнул и опрокинул еще один стакан водки. Карьеров попытался было отвернуться,
сосредоточившись на мешке, но не успел. К горлу поднялся ком тошноты, сердце заухало
где-то в районе селезенки.
Рот Манна был полон жирных серых слизней.
Секунда - и морок пропал. Потрусив головой как апоплексичный пес, Карьеров нащупал
книгу и, стараясь не думать о ее странной округлой форме, достал руку из мешка и со
всей силы запустил книгой в Манна.
Виктор Степанович легко уклонился от летящего предмета и, глядя прямо в глаза
Анатолию Федоровичу, процедил:
- Там ведь еще один имеется.
Карьеров, сатанея от страха, уставился на череп, валяющийся у ног хозяина.
Непослушными руками (нет, я не хочу, не буду вспоминать!) он снова залез в мешок и
тотчас же нащупал в холщовой трясине еще один череп. Ухватившись за него, как пловец, пораженный судорогой хватается за булавку, спрятанную в плавках, он потянул находку на
себя, срывая печати с погребенной памяти.
Череп лежал на его ладони, скалясь желтыми огромными зубами. Как сквозь вату,
