— Стойте, стойте, — сказал Клинг. — Я ничего не понимаю.
— Что ты сказал Клэр?
— Я ей сказал, что я точно не знаю. Я ей сказал, что с моральной точки зрения аборт в этих обстоятельствах, должно быть, оправдан, но точно я не знаю.
— А она что тебе ответила?
— Она просила меня уточнить это для нее. Она сказала, что ей надо это знать.
— И ты уточнил?
— На следующий день я позвонил в прокуратуру. Они сказали, что аборт признается легальным только в том случае, если жизни матери или ребенка угрожает опасность. И точка. Остальные случаи принудительного прерывания беременности считаются противозаконным деянием.
— Ты рассказал об этом Клэр?
— Да.
— И что она сказала?
— Она как с цепи сорвалась! Говорила, что ей казалось, будто закон должен защищать невинных жертв и не причинять им еще больше горя и страданий. Ну, я пробовал успокоить ее… ты же знаешь, я говорил… «не я пишу законы!» Казалось, что в ее глазах я был основным виновником и отдувался за все наше правосудие. Я спросил ее, отчего она так волнуется и переживает, а она ответила что-то там о лицемерии пуританской морали, и что эта мораль и есть самая безнравственная вещь на свете… что-то в этом роде. Она сказала, что любую девушку можно окончательно погубить, если к тому, что она стала жертвой преступления, добавится еще и то, что она станет жертвой закона.
— А потом она возвращалась к этой теме?
— Нет.
— А она не спрашивала, не знаешь ли ты каких-нибудь акушеров или гинекологов?
— Нет, — задумчиво произнес Клинг. — Из того, что я понял…
— Он снова задумался. — Значит, вы думаете, что Эйлин Гленнон изнасиловали?
— Да. Это наше предположение, — сказал Мейер. — И по всей вероятности это произошло, когда ее мать лежала в больнице.
— И вы думаете, что Клэр обо всем этом знала… знала об этой беременности… и договорилась об аборте для нее?
— Да. Мы в этом уверены, Берт, — сказал Карелла и замолчал.
— Она даже заплатила за него.
Клинг кивнул.
— Я думаю… проверить ее банковский счет для нас труда не составит.
— Мы вчера уже проверили. Первого октября она сняла со счета пятьсот долларов.
— Понятно. Ну, тогда… тогда мне кажется… ну, значит… ваша правда.
Карелла кивнул.
— Мне очень жаль, Берт.
— Но, вы знаете, если она и поступила так, то только потому, что девочка была изнасилована. Я хотел сказать… она… она бы никогда в другом случае не пошла бы против закона. Вы же понимаете это, ведь так?
Карелла снова кивнул.
— На ее месте, возможно, я поступил бы так же, — сказал он. Он не знал, сказал он правду или солгал, но он все равно произнес эти слова.
