Почему так случилось, что он родился черным.
Ему в голову часто приходила эта мысль, но любопытство его было праздным, как будто он был не до конца убежден, что на самом деле был черным. В этом была определенная странность. Когда Артур Браун смотрелся в зеркало — то видел только себя. Тут он соглашался: негр он и есть негр, никуда не денешься. Но с другой стороны, он был также и демократом, и мужем, и отцом, и подписчиком газеты «Нью-Йорк таймс» — да и мало ли кем еще. Именно поэтому он и спрашивал себя, почему он был черным. Его интересовал такой вопрос: почему имея столь разнообразные качества помимо черной кожи, в глазах людей он представал только Артуром Брауном — негром, а не Артуром Брауном — детективом, или Артуром Брауном — любящим мужем, или любым другим Артуром Брауном, которого не будут оценивать исключительно по цвету его черной кожи. Ответ на этот вопрос был не прост, и Браун не пытался искать его в справочниках цитат Шекспира, Шейлока или других великих людей, — мир давно перерос те темы, о которых они писали.
Когда Браун смотрелся в зеркало — он видел перед собой личность.
Это мир решил для себя считать его негром. А быть личностью в этом мире чрезвычайно трудно, потому что это означает жить той жизнью, которую предписывает тебе окружающий мир, а не той жизнью, которую бы избрал для себя он сам — Артур Браун. В зеркале Артур Браун не видел ни черного, ни белого, ни желтого, ни серо-буро-малинового человека.
В зеркале он видел только Артура Брауна.
Он видел только самого себя.
Но на общее представление о самом себе как Артуре Брауне мир накладывал свое понятие — черный-белый, с которым Браун был вынужден считаться. Жизнь заставляла играть его трудную роль. Вот он стоит здесь — Артур Браун, человек и мужчина. Стоит таким, каким всегда хотел быть. У него не было желания стать белым. На самом деле ему нравился теплый и блестящий цвет его кожи. И у него не было никакого желания завалиться в постель с белокожей блондинкой. Среди его чернокожих друзей ходило мнение, что у белых половые органы больше, чем у негров, но он этому не верил и зависти не чувствовал. В своей жизни, с тех пор, как он начал что-то понимать о том, что говорят и как поступают вокруг, Браун сталкивался с сотнями маленьких и больших людских заблуждений и предрассудков, но чужая нетерпимость, тем не менее, никогда не вызывала в нем ответного озлобления, — она лишь приводила его в некоторое замешательство.
