, они мне и помогли. Излупили мы этак пять семейств с ребятами вместе. Небось и в Михле
[75] было слыхать. Потом в газетах напечатали все честь-честью: на семейном гуляньи в таком-то саду, устроенном таким-то благотворительным кружком таких-то уроженцев такого-то города и так далее… А потому, говорю, как мне помогли, так и я всегда своему товарищу помогу, коли уж на то пошло. Не отойду от тебя ни на шаг, ни за какие коврижки. Плохо, брат, ты мадьяров знаешь… Не ожидал, брат, я, что ты от меня захочешь отделаться; свиделись мы с тобой после стольких лет, да еще при таких обстоятельствах…
— Ладно, уж пойдем вместе, — решил Швейк. — Но надо действовать с оглядкой, чтобы не нажить беды.
— Не беспокойся, товарищ, — тихо сказал Водичка, когда оба уж вошли в ворота. — Я его ка-ак хрякну… — и еще тише прибавил — Вот увидишь, с этой мадьярской рожей не будет много работы.
И если бы в воротах был кто-нибудь, кто понимал по-чешски, тот уловил бы доносившийся с лестницы довольно громко произнесенный лозунг Водички «Плохо, брат, ты мадьяров знаешь!» — лозунг, который зародился в тихом кабачке над рекой Литавой, среди садов прославленной Кираль-Хиды, окруженной холмами, о которых с проклятием в душе будут до самой смерти вспоминать солдаты, ходившие туда и до войны и во время войны на занятия, где их теоретически и практически обучали избиению и резне.
Швейк с Водичкой стояли у дверей квартиры господина Каконя. Раньше чем нажать пуговку звонка, Швейк заметил:
— Слышал ты когда-нибудь пословицу, Водичка, что осторожность — мать мудрости?
— Это меня не касается, — ответил Водичка. — Нельзя ему давать время рот разинуть…
— Да и мне тоже не с кем особенно якшаться-то, Водичка.
Швейк позвонил, а Водичка громко сказал:
— Ейн, цвей — и полетит со всех лестниц.
Открылась дверь и появившаяся в дверях прислуга спросила по-венгерски:
— Что угодно?
— Nem tudom[76], — презрительно сказал Водичка, — Научись, девка, говорить по-чешски.
— Verstehen Sie deutsch?[77] — спросил Швейк.
— A pischen[78].
— Also, sagen Sie, der Frau, ich will die Frau sprechen, sagen Sie, dass ein Brief ist von einem Herr, draussen in Kong[79].
— Я тебе удивляюсь, — сказал Водичка, входя вслед за Швейком в переднюю. — Как это ты можешь со всяким дермом разговаривать?
Закрыв за собой дверь, оба стояли в передней. Швейк заметил:
— Хорошая обстановка. У вешалки даже два зонтика, а вон тот Иисус Христос на картинке тоже неплох.
Из комнат, откуда доносился звон ложек и тарелок, опять вышла прислуга и сказала Швейку:
