По этому, незначительному, в сущности, поводу возникла крупная полемика между газетами «Время»[56] и «Чех»[57]. «Чех», цитируя в фельетоне мою статью о новооткрытой блохе, сделал заключение: «Что бог ни делает, все к лучшему». «Время», естественно, чисто реалистически подошло к вопросу и разбило мою блоху по всем пунктам, прихватив кстати и преподобного «Чеха». С той поры, повидимому, моя счастливая звезда изобретателя, естествоиспытателя, открывшего целый ряд новых творений, закатилась. Подписчики «Мира животных» начали высказывать недовольство. Поводом к недовольству послужили мои мелкие заметки о пчеловодстве и птицеводстве. В этих заметках я развил несколько новых своих собственных теорий, которые буквально вызвали панику в научных животноводческих кругах, так как, после нескольких моих весьма простых советов читателям, известного пчеловода Пазоурека хватил удар, а на Шумаве и в Подкроконошье[58] все пчеловодство пришло в упадок. Домашнюю птицу постиг мор — словом, все и везде дохло. Подписчики присылали угрожающие письма. Подписка на журнал прекратилась.
Мне оставалось броситься на лесную птицу. До сих пор отлично помню свой конфликт с редактором «Сельского обозрения» депутатом-клерикалом Иосифом М. Кадлчаком. Началось с того, что я вырезал из английского журнала «Country Life» картинку, изображающую птичку, сидящую на орешнике. Поместив эту птичку в нашем журнале, я назвал ее «ореховкой», точно так же, как я не поколебался бы назвать птицу, сидящую на малине — логически, — «малиновкой», а сидящую на рябине — «рябиновкой)[59]. Заварилась каша. Кадлчак напал на меня в открытом письме, утверждая, что это сойка, а вовсе не «ореховка», и что «ореховка» — это рабский перевод с немецкого Eichelhöher.
Я ответил ему письмом, в котором изложил всю свою теорию относительно «ореховки», пересыпал свое изложение более или менее сильными выражениям по адресу оппонента и вставив несколько цитат из Брема, мною самим придуманных. Депутат Кадлчак ответил мне открытым письмом в редакцию «Сельское обозрение», помещенным в качестве передовицы.
Мой шеф, пан Фукс, сидел, как всегда, в кафе и читал местные газеты, так как за последнее время стал следить за заметками и рецензиями на мои захватывающие статьи из «Мира животных». Когда я пришел в кафе, он только молча кивнул головой на лежащее на столе «Сельское обозрение» и посмотрел на меня грустными глазами. Это выражение глаз стало у него за последнее время постоянным.
