Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть 2 | страница 45
После этого лирического отступления вольноопределяющийся расспросил Швейка, в чем тот провинился. Швейк рассказал.
— Искал свой полк? — сказал вольноопределяющийся. — Недурное турне. Табор — Милевско — Кветов — Враж — Мальчин — Чижово — Седлец — Гораждовицы — Радомышль — Путим — Щекно — Страконицы — Волынь — Дуб — Водняны — Противин — Путим — Писек — Будейовицы… Тернистый путь! И вам завтра предстоит явка к полковнику? О, милый брат! Мы свидимся на месте казни! Завтра опять наш полковник Шредер получит большое удовольствие. Вы себе даже представить не можете, как благотворно действуют на него полковые происшествия! Носится по всему двору, как потерявший хозяина барбос с высунутым, как у дохлой кобылы, языком. Трещит без умолку и плюется вокруг, словно верблюд, и вам кажется, что вот-вот от его крику рухнут стены казарм. Я-то его хорошо знаю, один раз уже с ним сталкивался, был у него на явке. Когда я был призван и поступил в команду вольноопределяющихся, мне портной не успел сшить формы, и я пришел на учение в высоких сапогах и в цилиндре. Встал на левый фланг и маршировал вместе со всеми. Полковник Шредер подъехал на лошади ко мне, чуть меня не сшиб. «Что вы тут делаете, эй, вы, шляпа?!» заорал он на меня так, что, должно быть, на Шумаве[32] было слышно. Я ему вполне корректно отвечаю, что я вольноопределяющийся и пришел на учение. Нужно вам было в эту минуту на него посмотреть! Завел он свою машинку на целых полчаса и потом только заметил, что я отдаю ему честь в цилиндре. Тут он возопил, что я завтра должен явиться к нему, и как бешеный поскакал бог знает куда, потом прискакал назад, снова начал орать, бесноваться и бить себя в грудь; меня велел немедленно убрать с плаца и посадить на гауптвахту. Когда на следующий день я явился к нему, он вкатил мне четырнадцать дней ареста, велел меня нарядить в какие-то немыслимые тряпки из цейхгауза и грозил, что спорет мне нашивки. «Вольноопределяющийся — это эмбрион славы, зародыш героя! — трепал языком полковник. — Не так давно вольноопределяющийся Вольтат, произведенный в капралы, добровольно отправился на фронт и взял в плен пятнадцать человек. В тот момент, когда он их привел, его разорвало гранатой. И что же? Через пять минут пришел уже приказ произвести Вольтата в младшие офицеры! Вот и вас бы ожидала такая блестящая будущность: повышения и отличия. Ваше имя было бы записано в золотую книгу нашего полка!» — Вольноопределяющийся отплюнулся. — Вот, брат, какие ослы родятся под луной. Плевать мне на ихние нашивки и все привилегии, вроде той, что мне будут говорить: «Вы, вольноопределяющийся, — осел». Заметьте, как это звучит: «Вы осел», вместо грубого — «Ты осел», а после смерти вас украсят большой серебряной медалью. Все начальство — императорские поставщики человеческих трупов со звездочками и без звездочек. Любой бык счастливее нас с вами. Его убьют на бойне сразу и не таскают перед этим на полевое ученье и на стрельбище. — Толстым вольноопределяющийся перевалился на другой матрац и продолжал: — Это факт, что когда-нибудь все это лопнет. Вечно продолжаться это не может. Попробуйте раздуть из свиньи слона — обязательно лопнет. Когда поеду на фронт, я на нашей теплушке напишу: «Три тонны удобрения для вражеских полей: сорок человек или восемь лошадей».