Выготский полагал, что когда дети овладевают способностью использовать слова для обозначения чего-то, важно не то, что они используют слова, а то, что они пользуются произвольными символами, относящимися к другим объектам. Если подумать, то когда мы произносим слово, мы в действительности всего лишь создаем определенный паттерн звуков. Это паттерн звуков обозначает основополагающую идею. Безразлично, каков специфический паттерн звуков. К примеру, возьмите слово «автомобиль» (саг). Звуки, которые мои произносим, когда говорим «автомобиль», не связаны со смыслом этого слова. В разных языках используются разные паттерны звуков для обозначения понятия «автомобиль». По-испански мы скажем «ауто» (auto), по-немецки — «ваген» (Wagen), по-японски «курума» (kuruma), а на суахили это слово будет звучать как «гари» (gari). Тот факт, что дети говорят, важен потому, что они достигли этапа, на котором могут использовать произвольный паттерн звуков, относящийся к чему-то. Если нечто столь простое, как паттерн звуков, может передавать идею, тогда идею можно передать и с помощью других объектов. В данный момент, когда вы читаете эти слова, вы видите перед собой паттерны черной печатной краски на белом фоне. Очевидно, что эти паттерны черной краски, подобно звуковым паттернам, о которых мы только что поведали, что-то обозначают. В черных линиях, закорючках и точках нет особого смысла; он целиком в том, что их можно использовать для обозначения чего-то. Короче говоря, когда дети начинают прибегать к знакам, относящимся к объектам, они вступают в мир высших психических процессов.
В эксперименте, который я собираюсь описать, Выготский решил исследовать, насколько хорошо произвольные знаки позволяют детям функционировать в мире, особенно когда эти знаки можно использовать для расширения базовой памяти. Здесь <ключ», вам нельзя говорить слово «замок» или «выключатель зясигания». Вариант этой игры, использованный в лаборатории Выготского, был изменен лишь ненамного. Экспериментаторы задавали детям серию вопросов, ответами на некоторые из которых были слова, обозначающие цвета. Вот пример вопроса: «Какого цвета пол?» Ожидалось, что дети дадут ответ, хотя в некоторых случаях им говорили, что определенные «цветные» слова использовать нельзя. Так, если пол был зеленого цвета, и ребенок использовал для ответа на вопрос экспериментатора табуи-рованное слово «зеленый», этот ответ ребенка признавался ошибочным. Выготскому и Леонтьеву хотелось узнать, поможет ли выдача детям цветных карточек уменьшить количество устных ошибок, которые они в итоге совершат. В сущности, вопрос стоял таким образом: воспользуются ли дети цветными карточками в качестве внешних знаков, помогающих им правильно ответить на вопрос?
