Когда он вернулся, я сказал ему, что капитан Вейс пригласил меня поужинать и поиграть с ним дуэтом. Дядя Эм рассмеялся:
— Ах, он еще и музыкант! Он и вправду заинтересовался, когда я ему сказал, что ты играешь на тромбоне, но тогда я не понял почему. Конечно, Эд, ты свободен на весь вечер. Я возьму Мардж на подмогу. Немного эротики не повредит нашему делу, не так ли?
— Мардж?
— А почему бы и нет? Она всегда рада заработать несколько долларов. Думаю, Хоги закрутил ей гайки в отношении тряпок.
— Ну ладно, — согласился я.
Потом я ему рассказал, как излишне распетушился в маленьком шапито у Скитса Гири. Сначала дядя Эм улыбался, а потом посерьезнел:
— Малыш, тебе надо обратить внимание на твой ирландский темперамент? Конечно, зарабатывать таким образом на убийстве — последнее дело. Но тебя никто не звал в судьи. Пока он не начал наступать тебе на пятки, это тебя не касается. Даже если тебе не нравится то, что он делает. Это еще не резон, чтобы его избивать!
— Это одна из тех штучек, которые на первый взгляд кажутся совершенно невинными. Всякий зарабатывает, как может. Но ты прав, я вел себя как дурак! — признал я.
— Вот именно! Но, черт возьми, мне хотелось бы посмотреть на это!
Тут он увидел, что к палатке подходит народ, и начал зазывать:
— Подходите, подходите, дамы и господа! Опрокиньте эти молочные бутылки, и вы выиграете великолепную куклу…
После его ухода я оставался в палатке до половины шестого. Потом оделся, взял свой тромбон и отправился по адресу, указанному Вейсом.
Вейс жил в хорошеньком маленьком коттедже, стоящем на лужайке, окруженной деревьями. Это было место, которое заставляет бродячего циркача задать себе вопрос, кто же настоящий дурак: тот, кто так живет, или он сам.
Вейс открыл дверь.
— Привет, Эд, заходи. Ма, это Эд Хантер.
Ма была одной из тех маленьких дамочек, которые похожи на птичек. Ей было около сорока, а Вейсу, пожалуй, уже за сорок. Она выпорхнула мне навстречу, а потом пошла на кухню.
Вейс не шутил в отношении трубы. Он тут же достал и разложил на пианино ноты с легкими дуэтами. Я расположился рядом со своим тромбоном, и мы заиграли. Это, конечно, нельзя было исполнять в Карнеги Холл, но мне понравилось. Музыка была не из модерновых, но, когда играешь сам, то это бывает даже забавно. Мы играли отрывок, написанный для исполнения на двух трубах, и это ставило меня в невыгодное положение: я должен был читать ноты в ключе соль вместо ключа фа и играть на октаву ниже, чтобы приспособить отрывок для тромбона. Но поскольку мы оба играли в бемоле, переложить было не так уж трудно.
