— Полагаю, что много, — уклончиво ответил я.
— Хм, много!.. — Алексей Васильевич посмотрел в сторону и горько усмехнулся. — Двенадцать миллионов, вот сколько! — произнес он отрывисто и зло.
Бакланов открыто говорил о пороках и слабостях, не искал, на кого бы свалить ответственность за них. Он понимал простую истину: чтобы преодолеть недостатки, надо прежде всего их признать.
— Да, вот так-то: около двух третей добываемой древесины шло в отходы. Мириться с этим дальше нельзя. Раньше сучья сжигались на месте добычи леса. Теперь мы требуем доставки леса на нижние склады[1] в «хлыстах», с кроной. Тут сучья и кора идут на переработку в энергохимическую установку. Она выдает первичные смолы — сырье для многих химических продуктов и горючий газ.
Если удастся наладить использование отходов, то не надо будет увеличивать объем лесозаготовок, — продолжает Бакланов. — А ведь лесозаготовки — это очень трудоемкий процесс, и труд на них — тяжелый. Правда, основные операции теперь механизированы, но попробуйте разок даже просто походить, полазить по лесу, как это делают наши лесорубы день за днем, и вы поймете, что северяне хлеб свой едят не даром.
Когда он снова заговорил о лесорубах, в его голосе появились теплые нотки.
— Трудность архангельских лесов состоит в том, что лес у нас преимущественно мелкий. Где-нибудь в восточносибирской тайге одно дерево-великан свалили, вот тебе и кубометр древесины, а то и больше. Нашему лесорубу приходится порой один «кубик» набирать с 15—20 стволов. Но народ у нас крепкий, упорный и, надо сказать, смекалистый.
Подумав немного — наверное, он соображал, как бы доступнее объяснить суть дела, — Алексей Васильевич подошел к карте.
— Вот здесь, — продолжал он, — на юге области в Вельских лесах трудится лесоруб Михаил Семенчук. Это совсем еще молодой человек, ему лет, наверное, двадцать шесть, не больше…
Судя по тому, как щурился мой собеседник, прикидывая возраст Семенчука, можно было безошибочно заключить, что знал он его не по газетам. — Семенчук работал на трелевочном тракторе[2]. Бригада состояла из пятнадцати-восемнадцати человек — вальщики, сучкорубы, раскряжевщики[3] и так далее. Каждый работал за себя. Кто-то не управляется — трактористу нечего возить. Но практически каждый лесоруб умел и валить лес, и обрубать сучья, и все прочее. Значит, сказал Семенчук, можно сократить бригаду, раскладывая операции на меньшее число людей. Идея понравилась рабочим. Семенчука поставили бригадиром. Численность его бригады сократилась до восьми человек, потом до пяти и наконец в ней осталось всего трое. И как вы думаете, намного снизилась выработка на бригаду? Да, именно, на бригаду, а не на одного рабочего? Так вот, она даже поднялась! Невероятно, правда? Но факт. Трое дружных, сработавшихся друг с другом лесорубов дают больше леса, чем раньше давали полтора десятка людей.
