Я хотел бы привести несколько строк из речи, которую произнес на поминках Сергея Николаевича Трубецкого его коллега Владимир Иванович Вернадский. Это очень важно, потому что впоследствии Вернадский сам развивал идеи, брошенные, как семена, Сергеем Николаевичем Трубецким. Вот что пишет Владимир Иванович Вернадский: «Идеалист–философ, вследствие мистической основы своего миропонимания, в то же время являлся крупным ученым, владеющим всем аппаратом ученого XX века. Я живо помню, как он глубоко и ярко чувствовал эту вековую связь, когда он указывал на значение критики текста Нового Завета, на создание строгой, критически беспощадной научной работы ученых двух столетий, и как он учился на этой работе историческому пониманию более близких ему областей истории мысли». Упоминание Вернадским Нового Завета не случайно. Для изучения античности и истории мысли Сергей Николаевич едет в Германию и там встречается со знаменитым немецким историком, мыслителем и библейским критиком Адольфом Гарнаком.
Адольф Гарнак (он умер на 10 лет позже Евгения Николаевича, в 1930 г.) был корифеем так называемой либеральной протестантской школы. Дело в том, что очень часто в церковных кругах, православных и католических, либо боялись научной критики, критики текста, исследования вопроса о том, когда возникло то или иное произведение Ветхого или Нового Завета, исследования о том, является ли достоверным то или иное житие или древнее сообщение церковных историков, — либо, когда в конце концов этот консерватизм оказывался непереносимым, бросались в обратную крайность. Так было с Евгением Евстигнеевичем Голубинским, который начал писать свою огромную «Историю Русской Церкви» (он тоже их современник). Эта работа была построена на пафосе гиперкритицизма — все, что встречается в истории Русской Церкви, он подвергал сомнению. И, по существу, в первом томе у него одни вопросительные знаки и разрушение традиционных представлений (начиная от Крещения Руси и всего остального).
Адольф Гарнак нашел средний, очень выверенный и мудрый путь — он признал значимость острого критического изучения первоисточников, но не позволял превращать это просто в археологическое занятие, а всегда видел в этом поиск вечных духовных ценностей — ценностей христианских. Он никогда не впадал в гиперкритицизм. Он не следовал слепо за традицией (вернее, за различными преданиями), но и не шел слепо против преданий. И если критическое чутье ученого (а Гарнак был первоклассным ученым с мировым именем, создавшим огромную школу) подсказывало ему, что исследование подтверждает древнее предание, то он с радостью принимал это как объективный ученый и христианин.
