К этому времени я уже более или менее определился со своим выбором, пригляделся к одному молодому лейтенанту, который только что окончил бременское летное училище. Он был приписан к нашему полку в качестве летчика-стажера и еще не был зачислен младшим летчиком ни в одну из эскадрилий полка. Подполковник Цигевартен, похоже, имел другое мнение относительно этого лейтенанта-стажера, поэтому долго не соглашался переводить его в мою первую эскадрилью. Но когда я пообещал ему из этого тщедушного сосунка вырастить настоящего летчика-истребителя, своего ведомого, то подполковник смягчился и уступил мне. Таким образом, численность моей эскадрильи увеличилась на одну пару, сейчас в ней было семь пар истребителей, в то время как в остальных эскадрильях по-прежнему оставалось по шесть пар.
День пролетел быстро, и уже совсем стемнело. Взлет на учебной спарке, выполнение задания в учебной зоне, посадка и взлет с новым вторым пилотом. Снова взлет и снова посадка — и так до бесконечности, пока я не слетал в учебную зону со всеми летчиками своей эскадрильи. На первый взгляд может показаться, что это простая работа: сиди себе спокойно в спарке, в кресле второго пилота, и наблюдай, как работает первый пилот, не вмешивайся в его управление истребителем, но на деле такой труд требует хорошей сосредоточенности и забирает много физических сил, да и психологически это не просто. Иногда хотелось выругаться на манеру пилотирования, взять ручку в руку и самому показать, что и как надо делать. Но каждый вывезенный мною пилот обладал свойственной только ему манерой управления истребителем, и мне приходилось держать себя в руках. Каждый раз в промежутках между полетами я вылезал из кабины на крыло истребителя, насквозь взмокший. И снова полет с очередным пилотом! После окончания тренировки наша эскадрилья строем направилась в полковую столовую на ужин и громко распевала песню «Лили Марлен», я же плелся сбоку, едва переставляя ноги и думая, как бы не свалиться на землю на глазах у всех офицеров полка.
Когда мы пришли на ужин, столовая уже опустела, только в дальнем углу подполковник Цигевартен и майор Киммель неторопливо доедали свои порции. Нас обслуживали две девушки, русские переселенки, они уже неплохо знали немецкий: принимая у нас заказ, ни разу не оговорились и не ошиблись в названиях блюд, а между собой болтали только по-русски. В какой-то момент я обратил внимание на то, что неплохо понимаю, о чем они говорят. Но самым примечательным было то, что Зигфрид Ругге, прослужив на Восточном фронте почти два года, так и не научился русскому языку. После всего этого можно было сделать вывод, что это я, а не Зигфрид понимал этот язык. Следовательно, я могу заключить, что в одной из своих прошлых жизней, когда я путешествовал между звездами, русский язык был моим родным.
