— Тебе кто-нибудь говорил, что ты выдающийся ребенок, Зак?
Выдающийся? Этот парень не переставал шокировать меня. Что он ожидал услышать в ответ?
— Не любишь, когда тебя хвалят?
— Да нет, нормально к этому отношусь.
Он кивнул, посмотрев на меня.
— Нормально, — повторил он с полуулыбкой. — Нормально. — И опять отчебучил: — Ты написал потрясающее сочинение.
— Нормальное.
— Лучше, чем нормальное. Кажется, я использовал слово «потрясающее».
Он подошел к доске и вывел его на ней мелом. Учитель — всегда и во всем.
Я уставился на это слово. Оно никак не относилось ко мне, но я не собирался спорить об этом, поэтому просто согласился:
— Как скажете.
Он покачал головой и улыбнулся.
— Знаешь что? Ты мне нравишься, Зак. Это нормально? Ты не против?
Подумаешь, удивил. Этому парню все нравятся. Как он выживает вообще, любя такое количество народу? В мире всего ничего людей, которые действительно заслуживают любви.
— Да нет, — ответил я.
— Это хорошо. Ты любишь музыку?
— Да.
— Хочешь кое-что послушать?
— Угу.
Он подошел к шкафу и достал из футляра трубу. Дунул в нее, ну, знаете, будто прочищая. Пробежал пальцами по вентилям, сыграл несколько нот. Спросил:
— Готов, Зак?
И начал играть. О, этот парень умеет играть. Он играл нежную, красивую мелодию. Никогда не думал, что труба может ласково шептать. Я не мог оторвать взгляда от его пальцев. Мне хотелось, чтобы он играл вечно. Это было прекрасней любой поэмы, зачитываемой им на уроках. Все вокруг стихло и замерло, и не осталось ничего, кроме этой мелодии — нежной, бархатной и восхитительной, легкой и воздушной как ветерок, шелестящий в листве деревьев. Весь мир исчез, и мне хотелось навсегда остаться в этом неподвижном безмолвии. Я не знал, что делать и что говорить. Я блаженствовал. Серьезно. Блаженствовал, но вместе с тем мое сердце рвалось на части.
— Как тебе? — Мистер Гарсия снова улыбался.
Он был похож на ангела. Правда. И от этой мысли мне стало неуютно — я не знал, что думать о себе, с такими мыслями в голове.
— Лучше, чем нормально.
— Лучше, чем нормально? Ого. Это самое приятное, что я услышал за весь день.
Мистер Гарсия всего лишь пытался общаться со мной, но меня это приводило ужас. Мне невыносимо хотелось сбежать. Он был нормальным, а я не был. Я не знаю… я просто чувствовал то, что мне не нравилось чувствовать. Я оцепенело наблюдал, как он убирает трубу в футляр.
— Если ты захочешь послушать эту мелодию…
— Я понял, — оборвал я его. Мне нужно было к чертям бежать отсюда. Нужно.
