Через десять лет «после букета» она приехала и сказала, что хочет пожить у меня, пока идут экзамены в институт. Считайте, что мысленно я закричала не своим голосом. У меня в семье был исторический напряг, и кто мне был в этот момент противопоказан, так это соглядатаи.
Но Неля привезла с собой письмо от мамы, а это посильнее, чем «Фауст» у Гёте. Оно несло неизбежность, неотвратимость жизни с Нелей, я почувствовала мощь родного огорода, который тяжелой суконной полой покрывает меня вместе с возникшей не к месту гостьей.
В институт Неля не поступила. Она была чудовищно, стихийно безграмотна. Она писала, как слышала, но временами мне казалось, что и со слухом у нее не все было в порядке.
Весь ее учебный провал шел тем не менее под знаком ее больших и малых женских побед.
– Ну знаешь, – говорила я, – если уж он лезет под юбку, то пусть хоть четверку ставит.
– При чем тут это? – возмущалась она. – Это же разное!
Кто бы спорил?
Домой после провала в институт она не вернулась. Устроилась на стройку, получила комнату в общежитии.
Потом приводила напоказ каких-то парней. Отлеживалась у меня после аборта. Скрывалась от бабы, у которой увела мужа. И время от времени повторяла возмутительную вещь:
– У меня в жизни все, как у тебя. Я это с детства знаю.
– Где моя жизнь, а где твоя? – кричала я ей. – Где?
Она в ответ только смеялась. Я тыкала ее носом в мою скучную благопристойность, в которой «нарушение общепринятого» закапывалось так далеко, что доведись нужда вырыть… Мало ли? Вчера – нарушение, а сегодня доблесть. Так вот, у меня, где зарыто, не найти. Но Неля считала, что у нас все одинаково.
– Да ладно тебе, – говорила она. – Я ж тебя не осуждаю.
Она мне выписывала индульгенцию.
Мой старый-старый приятель любил повторять: «У тебя есть друг-блондин, так вот, он не блондин, а сволочь».
Где-то близко к этому я со временем стала воспринимать Нелю.
– Хочешь, отобью твоего мужика? – спрашивала она, сидя у меня же и поедая мой хлеб с маслом и колбасой. – Хочешь? Ничего не стоит.
И надо же! Я ни за что надолго «замолкала на мужа», и в доме нашем повисала гадость. Она слезилась, гноилась, подванивала, у мужа обострялась язва, а я не верила в его боли.
Должно было пройти много-много лет, пока счастливый случай не помог мне раскрыть мои слепленные вежды.
Неля пришла и разрыдалась на груди. Абсолютно бездарная фраза, но точная до противности. Пришла, повисла, обслюнявила шею.
…Он на десять лет моложе. Сосед по площадке. Подкарауливает каждый ее выход, готов на все. До убийства. Своей жены и Нелиного мужа. У нее ни с кем так не было. Он стоит у стены кухни и подслушивает, что она делает, чем бряцает. Вопрос ставит ребром: или – или.
