Надо договориться о том, что такое прогресс в литературе. Человеческий гений сам по себе, индивидуальность художника, по-видимому, с веками не прогрессирует. Шивший на заре цивилизации Гомер столь же гениален, как Шекспир. Нет возможности видоизменить человеческий мозг, с тем чтобы увеличить его творческую мощь, или, во всяком случае, ничем нельзя доказать, что мы в наши дни способны создать более великие шедевры, чем древние греки и римляне.
То же самое и в музыке. Здесь это особенно убедительно. Люлли, Рамо и другие были, разумеется, не менее гениальны, чем Бетховен, Мейербер и великие композиторы нашей современности. Почему же их произведения кажутся нам теперь бессодержательными, детскими, представляющими только исторический интерес? Дело в том, что в музыке есть своя техническая сторона, свои в полном смысле слова научные формулы, которые получили значительное развитие. Музыкальный гений как таковой, разумеется, нисколько не вырос, однако наука представляет все более могучие выразительные средства; пользуясь ими, он может безмерно расширять масштабы своих произведений.
С этой точки зрения ничто так не поучительно, как история музыки. На протяжении каких-нибудь двух столетий в ней можно проследить тот прогресс, который наука привносит в искусство. Особенно большое развитие получила оркестровка — от нескольких скрипок Люлли до бесчисленного множества инструментов у Вагнера. Правда, в других искусствах, например, в живописи, наши новые познания вряд ли определили собой прогресс; однако, если бы наши художники дали себе труд стать химиками, если бы они в деле создания красок не полагались на промышленность, кто знает, может быть, разумно использовав материалы, они и достигли бы новых великолепных эффектов? К тому же в живописи, помимо развития выразительных средств, есть и другой, более важный прогресс; совершенствование аналитической мысли, более отчетливое восприятие мира, победа того натуралистического метода, который преобразил нашу живопись и в будущем принесет ей величие.
Ну так вот, в литературе в наши дни положение такое же. И, разумеется, не так уж важно, что наши перья и чернила теперь стали более совершенны. Ведь язык наш отнюдь не сделался более удобным орудием; обогатился разве только словарь, придав стилю гибкость и блеск. Но что действительно шагнуло вперед и привело нас к новому непрерывно развивающемуся представлению о жизни, так это точный анализ характеров и явлений — это научный метод в применении к нашим литературным исследованиям. Если предметом нашего изучения стала природа, то можно понять, какую значимость обретут наши произведения тогда, когда наука покажет нам эту природу без покровов, обнажив весь ее механизм. Мы становимся ее хозяевами, в наших руках — все нити жизни, мы можем взяться сызнова за все прежние сюжеты, чтобы разработать их по-новому на основании непререкаемых документальных данных, добытых путем наблюдения и эксперимента.
