Но увы, если все, ранее отысканные Мельниковым и с более свежими силами, разноречия и еретичества Церкви оказывались мнимыми, то к концу арсенал Мельникова уже совсем иссяк: все разноречия о таинстве брака уж очень белыми нитками сшиты: приходится делать такие натяжки, которые и самою снисходительною логикою не приемлются. В самом деле, разве затронутые Мельниковым вопросы касаются учения Церкви о существе таинства, его формы, материи и проч., все они только соприкасаются, как случаи, с вопросом об условиях при вступлении в брак для лиц, имеющих на то право; следовательно, как бы ни решались в жизни Церкви подобные практические вопросы, это учения Церкви о тайне брака нисколько не повреждает. В частности и перечисленные разноречия характера не противоречащего и исключающего, а лишь изъяснительного: если арх. Антоний или мисс. Александров ратуют против смешанных браков, это не значит, что они не единомудренны со своею Церковью в исполнении действующих по сему вопросу узаконений; если Св. Синод разрешил 176 калмыкам пребывать в прежнем браке без нового бракосочетания (факт непроверенный) в виде изъятия по особо уважительным условиям, нельзя же считать это за принципиальное противоречие тому, когда он в 1808 г. запрещает браки лишь возможные православных с раскольниками, вероятно, в предупреждение прозелитизма.
Вопрос о превосходстве девства пред супружеством историческим церковным сознанием решен положительно, а если „один какой-то богослов в диспуте доказывал преимущество брака пред девством семейственностью жизни Прес. Троицы, в которой есть Отец, Мать, Дух Святой, как божественное существо, якобы женского пола, и Сын" (стр. 228), то как и самый факт этого доказательства должно отнести на совесть Мельникова, так и доказательство на ответственность этого анонимного богослова; равно так же и выражения о браке Β. В. Розанова как „о грязной рогоже, к которой Церковь прикрепила пломбу с надписью: сукно ангельской чистоты" и ― Гринякина ― „брак есть сукно и настоящее ― божественной фабрики", произнесенные якобы ими в религиозно-философском обществе, до Церкви и ее учения о браке, как само-собою разумеется, не касаются.
Разрешение же Синодом брака в степенях родства, недозволенных нашею Церковью, для литовского края в виде исключения, как исключение и должно трактоваться, а не как противоречие себе. И даже инкриминируемое Мельниковым Синоду разрешение на повенчание кума с кумой, когда „в 1873 г. 19 апреля позволено было полковнику Андрею Лисецкому вступить в брак с вдовицею Анною Гульдынскою, у которой он крестил ранее того дочь" (232 стр.), не противоречит праву церкви: кум при крещении девочки не вступает в духовное родство ни с крещаемою, ни с ее матерью, равно как и кума при крещении мальчика: следовательно, брак Лисецкого был допустим.
