Днем и вечером на телеэкранах мерцало блиноподобное, с обвисшей серой кожей, лицо академика Яковлева. Над маленькими острыми настороженными глазками навис густой бурелом бровей. Ни дать ни взять — страшила из "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Профессионально клеил политические ярлыки "путчистам", требовал крови и доносов. Когда-то партия и Советская власть нашли его в деревенском навозе, вытащили, отмыли, обучили, вознесли на вершину власти. На свою голову. Сейчас посмотришь на него — немолодой человек, повидал виды, академик. А в душе все одно: был и навсегда остался кондовым представителем известной на Руси породы деревенских сутяг и христопродавцев, испокон веку ненавидимых русским крестьянством. Под заклинания Яковлева столичный образованный слой бросился на всякий случай делать доносы на ГКЧП. Доносили много, с пониманием. Из множества слышанных мною на эту тему поучительных историй больше других задела та, которую поведал как-то под настроение Олег Шенин. По его словам, еще работая в Красноярском крае, он познакомился по стечению обстоятельств с семьей Валерия Чкалова, знаменитого советского летчика. Шенины и Чкаловы быстро подружились семьями. Ездили друг к другу в гости, в Москву, в Красноярск. Обычная история. Когда пришло время Олегу Семеновичу в камере "Матросской тишины" знакомиться с материалами своего "путчевого дела", он, среди прочих бумажек, с изумлением обнаружил и донос, написанный на него в 1991-м сыном Валерия Чкалова Игорем, другом семьи. Оказывается, тот мельком увидел Шенина выходящим из кабинета Павлова, и на этом основании составил донос о причастности Секретаря ЦК КПСС к попытке военного переворота. Трогает в этой истории не тривиальный сам по себе факт предательства со стороны "друга семьи", а не воспринимаемое на слух нормального человека сочетание слов: "Чкалов" и "политический донос". Сейчас, говорят, младший Чкалов летает летчиком в Канаду, уважаемый человек.
В понедельник, 26-го начался открытый пир победителей: московская мэрия в лице вице-мэра Лужкова, не дожидаясь судебных решений, принялась изымать в свою пользу партийную собственност в Москве. По моим сведениям, накануне вечером Лужков затребовал к себе на беседу Управляющего делами ЦК КПСС Николая Ефимовича Кручину. Тот в это время находился в дачном поселке "Усово" вместе с группой последних секретарей ЦК, дожидавшихся решения своей судьбы. Договорились, что после встречи с Лужковым, Кручина вернется в "Усово" и расскажет, о чем шла речь. Однако он почему-то не вернулся, а уехал от Лужкова, если их встреча состоялась, к себе домой. Утром 26-го, согласно официальной версии, Николай Ефимович выбросился из окна собственной квартиры. О чем накануне вечером шел у него с вице-мэром разговор, мне неизвестно. Так или иначе, но московская мэрия запустила процесс экспроприации партийной собственности буквально через несколько часов после смерти Управляющего делами ЦК. Здесь уместно добавить, что в последние месяцы перед августом у Кручины были напряженные отношения с Горбачевым, поскольку Управляющий делами изо всех сил препятствовал махинациям генсека с партийной кассой.
