— А ведь страшное дело, — сказал Секонд, нервно затягиваясь у открытой дверцы броневика Тарханова. — Что там сейчас творится! Не хотел бы я поменяться…
— Тебе и не предлагают, — хладнокровно ответил Сергей, покусывая веточку.
Он мог бы напомнить чересчур чувствительному аналогу, каково каждому из них троих было на Перевале (они так его и произносили, если вдруг разговор заходил — как бы с большой буквы). А что — стоило того. Всё ж таки историю сразу двух, а то и четырёх реальностей тот бой изменил! В основном, конечно, благодаря как раз Сергею.
Сам Тарханов вспомнил засыпанные гильзами и залитые кровью вестибюли и коридоры отеля «Бристоль»[74]. Тоже не слабое МНВ.
«Нас никто не жалел, так и мы никого не жалели, мы пред нашим комбатом, как пред Господом Богом, чисты!» — пришли на память строчки кого-то из советских поэтов-фронтовиков.
Фёст поднёс к губам свой блок-универсал, связывавший его с пятерыми валькириями, работавшими сейчас его офицерами связи в ротах «печенегов».
— Через пять минут всем прекратить огонь, по мегафонам предложить сдаться, с обещанием отпустить рядовой состав по домам без всяких условий.
— Но в одних трусах и без оружия, — подсказал Сергей.
То же самое Секонд продублировал по обычной полевой рации комбатам штурмгвардейцев.
— Заодно стволы остынут, — усмехнулся Тарханов и потянул из портсигара Фёста сигарету, чуть не задев, по небрежности, краем ладони открытую клавиатуру.
— Аккуратнее, — отдёрнул тот блок-универсал. — Атомного взрыва нам тут только не хватало.
…По дороге от Наро-Фоминска до Москвы Тарханов с Фёстом успели познакомить старший комсостав с основной схемой заговора. На самом деле, сконструирован он был весьма остроумно и нестандартно, явно людьми, занимающими «возвышенное» и отстранённое от любых государственных структур и, главное, государственных интересов положение. Будем по-прежнему именовать эту группу «центром». Центром филигранно сплетённой и смертельно опасной паутины, из которой «обычная» жертва, как и муха, вырваться шансов не имеет.
Очень краткий, но ёмкий доклад, «озвученный», как, демонстрируя свою малограмотность, выражаются даже люди с научными степенями, Фёстом, имел целью сориентировать всех присутствующих командиров, и российских, и имперских, в основной сути происходящего, чтобы люди знали, с кем воюют, каковы, так сказать, «движущие силы» мятежа и какова «ближайшая задача». Над «последующей» другие сейчас думают.
Замысел организаторов, по какую бы сторону глобуса они сейчас ни находились, в самом доступном изложении сводится к тому, о чём писал Теодор Герцль в книге «Еврейское государство» сто двадцать лет назад: «В своей стране они наконец смогут открыто радоваться жизни, а не пировать втайне, прячась за опущенными шторами». Пировать не только за шторами, но и в Куршевелях, и на Елисейских Полях означенной публике, впрочем, никто не мешал и сейчас, как и постепенно приближать свои яхты к габаритами авианосцев типа «Нимиц» или хотя бы, на бедность, «Энтерпрайз»
