Вино оказалось слишком терпким и густым, но пришлось как нельзя кстати, когда поиски пристанища не принесли результатов. В то время как слуги продолжали стучать в двери хижин, Огюстен и его друзья осушали серебряные походные кубки, что оказало свое воздействие наряду с нещадным полуденным зноем. Лицо Леона стало почти такого же цвета, как и вино. Все возлияния сопровождались бурным изъявлением чувств, поскольку окружавшая друзей обстановка воспринималась ими во все более юмористическом свете. И в самом деле, как было не улыбнуться при виде разодетых парижских красавиц, изящные ножки которых, обутые в атласные туфельки, то и дело ступали в коровьи лепешки, незаметные из-за осевшей на них пыли, и женщины, поскользнувшись, теряли равновесие и разражались потоками брани, не уступая в этом искусстве представителям менее утонченных слоев общества. Раздраженные придворные давали выход злости, дубася почем зря слуг, которым не удалось найти для своих хозяев пристанища на ночь. К этому времени заняты уже были все помещения, имевшие хоть какую-то крышу.
Из сочувствия к женщинам местный священник предоставил в их распоряжение свой дом и тут же, подобрав полы сутаны, пустился вприпрыжку, словно мальчишка, к церкви, построенной еще в двенадцатом веке. Он хотел поскорее запереть дверь, дабы никто из придворных не вздумал совершить святотатство и осквернить дом господень. Ему было ясно, что королевский праздник неизбежно будет сопровождаться пьяным разгулом и дебошами. Войдя в раж, эти лизоблюды и подхалимы были способны на любую подлость. Огюстен, заметив священника, спускавшегося со ступеней церковного крыльца, рассмеялся и, подъехав на вороном скакуне, добродушно предложил ему отведать доброго вина из своего кубка. Священнослужитель испуганно выставил перед собой пухлые белые ладони с таким видом, словно его искушал сам дьявол, и засеменил назад к своему дому.
Постепенно поиски жилья переместились из центра деревни на ее окраины. Ведь что ни говори, а Версаль, стоявший на главном тракте, соединявшем Париж с Нормандией, располагал лучшими возможностями для приюта путешественников, нежели близлежащие деревушки. Однако некоторые придворные, вконец отчаявшись, направили свои стопы в Кланьи, Сен-Сир и Трианон в надежде хоть там найти себе место. Однако им не было известно, что в этих дотла разоренных селениях положение обстояло еще хуже, чем в Версале.
С трудом выскочив из-под колес одного из таких отъезжавших экипажей, слуга Огюстена, который шел с той стороны улицы, где в длинный ряд расположились грязные домишки из неотесанных булыжников, запыхавшись, доложил:
