И тогда, по его же собственным словам, он сказал себе: а теперь, малыш Хеннинен, закрой хорошенько дверь и веди себя, как истинный житель большого города и ни во что не вмешивайся, такой вот очень примитивный подход.
— Я пошел в комнату, открыл бутылку, что стояла на столе, и сделал такой большой глоток, что чуть все внутренности наружу не полезли, а потом спрятался в алькове, чтобы шальная пуля ненароком не достала. Вначале там, на лестнице, было тихо, а потом опять началась страшная перебранка теперь уже этажом ниже. Они ругались, словно старые супруги, видно, у них и раньше были художественные разногласия. Все это продолжалось довольно долго, пока наконец на место происшествия не прибыл наряд полиции, им позвонил кто-то из более бдительных соседей. В общем, полиция там с ними поговорила и уехала. А адвокат, черт бы его побрал, зашел ко мне вместе со свом ружьем и говорит, мол, закон — это я.
Маршал встал, потянулся, снова сел на скамейку и сказал:
— Как же хорошо, что я не послушался маму и не пошел в адвокаты.
У Хеннинена во время рассказа пересохло во рту, а потому пришлось сделать добрый булькающий глоток пива.
— Ты сказал то же самое, когда я в прошлый раз рассказывал, — вспомнил он.
— Так а что же тут еще скажешь, — пожал плечами Маршал и посмотрел на песочницу, в которой мамаша тщетно пыталась выковырять изо рта у дитяти какой-то большой темный предмет.
— Отлить бы надо, — сказал Жира. Но видно, потребность оказалась столь велика, что времени на размышления практически не было, поэтому он спешно поднялся и шмыгнул в кусты.
Благоприятный прогноз погоды сменился бурной трансляцией футбольного матча на непонятном языке. Но даже он не смог всколыхнуть жаркого воздуха, что плотной пеленой повис между домами и окутал собой весь парк. Растения и старики на лавочках мерно качали головами, похоже, что между ними шло какое-то соревнование на звание лучшего овоща. Мамаша в песочнице устала сражаться со своим отпрыском, пихнула его под мышку и ушла. Красная качалка, изображающая рыбу, верхом на которой и сидел этот малыш, продолжала после их ухода печально вздрагивать, нервно подпрыгивая на пружинистой синей ноге. По длинной узкой улице, огибающей парк, ездила кругами ослепительно блестящая вместительная иномарка немецкого происхождения. И если смотреть на нее долго, то через некоторое время начинало казаться, что она и парк стоят на месте, и только дома вокруг кружатся.
