Однако свидетельством "вещей", говорящих о породившем их личном усилии, не исчерпывается определение личности. Свидетельство "сделанного" очерчивает, но не доопределяет личность (ὁρίζει χωρὶς νὰ προσδιορίζει) ни в ее существе, ни в пространственном присутствии: личность остается и самым близким, и самым далеким.>[70] Соотнесенность вещей с личностью — предпосылка их не–потаенности. Сущее есть как "вещи", соотнесенные с личностью: их сущность выражается как соотнесенное с личностью присутствие.
Однако при–сутствие "вещей", свидетельствуя о личности, способно выразить ее только в от–сутствии. Картина Ван–Гога есть голос личности Ван–Гога, но личности, пространственно отсутствующей. Отправляясь от понимания сущего как "вещей", мы познаём личность прежде всего как "призыв" к отношению, преодолевающему пространственную и временнýю ограниченность, а также познаём характер этого отношения, ускользающего от "семантических" и предметных определений в своей единственности и неповторимости. Но истина личности не исчерпывается призывом к уникальному и неповторимому отношению через посредство "вещей", которые суть голос личного отсутствия. "Познание" личности предполагает, что это уникальное отношение осуществляется в непосредственном личном общении. А оно есть событие экстатической взаимности, то есть взаимной самоотдачи в любви. Эта экстатическая взаимность, это событие "личного" познания личности есть эрос.
Не углубляясь пока в дальнейший анализ этой возможности "эротического" познания личности человека и "личности" мира, мы можем подвести итог всему сказанному. Итак, личностная инаковость как способ бытия, на который указывает всякая сущность в мире, представляет собой единственную возможность приближения к познанию Бытия. Мы познаем Бытие только в модусе бытия существующего, и этот модус — личностная инаковость в двух аспектах: как призыв к отношению и как его реализация. Различение отдельных сущностей на основе общих и единообразных признаков, несомненно, служит первым "знаком" на пути к познанию "логической" инаковости сущих. Но оно грозит опредмечиванием сущностей, их превращением в условные понятийно–логические "знаки"; а такое опредмечивание исключает экзистенциальный подход к Бытию. Только когда сущность всякого сущего осмысляется как простое обозначение ее инаковости — только тогда вопрос о Бытии остается открытым в качестве экзистенциальной возможности. И только тогда универсальность Бытия не исчерпывается интеллектуальным схватыванием общего как интеллектуальной дефиниции единства сущего, а отождествляется с экзистенциальным опытом универсальности личности, с возможностью "быть–перед–лицом" "логосной" инаковости всего сущего. Личность концентрирует в себе все потенции Бытия: Бытие может быть "познано" только как содержание личности, только как эк–статический порыв к отношению и "логический" призыв к отношению. Это значит: только как любовно–эротическое самопревосхождение.
